А если перейдёшь дважды, сказал папа, то враги потеряют твой след.

Хороший мост, чтобы сбить со следа, сказала мама.

По пути я пару раз чуть было не заблудилась — путала повороты и проходные дворы. С непривычного ракурса город казался совсем чужим.

Город гулливеров.

Несколько раз я пересекала улицу буквально под колёсами автомобилей, и, должно быть, немало водителей чертыхалось, когда чёрная кошка перебегала им дорогу.

Но мне надо было спешить, пока ковен пребывает в уверенности, что всё идёт по плану.

Я всё-таки добралась до Тучкова, и в ту минуту, когда я вступила на мост, позади сверкнула вспышка. Над Невой пробежал рокочущий раскат грома. По спине прошёлся порыв студёного ветра. Я шарахнулась к перилам, прижалась к ним боком, и затем через силу оглянулась. В том месте, где находился Малый переулок и мой осквернённый дом, в небо уходил столб света. Упираясь в облака, он образовывал наверху, среди акварельно-чернильных разводов, светлый овал какого-то мертвенного голубовато-серого оттенка, и в этом овале проглядывало призрачное лицо Мартина. Его бледные глаза были устремлены вниз и обшаривали землю, клочок за клочком.

Мартин, Мортен, что же ты такое, в отчаянии думала я, распластавшись по асфальту. Наверное, если меня обнаружат, лучшим выходом будет броситься с моста в Неву, чтобы избавить себя от дальнейших мучений. Но потом поисковый луч начал постепенно мутнеть, тускнеть, истощаться, и к тому же я заметила, что ищет Мартин совсем не в той стороне.

Убедившись, что колдовство Мартина иссякло, я встала, неумело встряхнулась и упрямо продолжила путь.

Где-то далеко начали бить куранты. Плескались тёмные волны, волнующий запах речной сырости проникал в ноздри, бодрил и странным образом прояснял рассудок. Когда по мосту проезжал автомобиль, мост ощутимо подрагивал. Казалось, он сейчас развалится, и вместе с его обломками я полечу в тартарары, но такая перспектива меня не слишком пугала — Мартин был страшнее. Беспрестанно двигая туда-сюда ушами-локаторами, я торопливо семенила вдоль ограды.

Мост показался мне бесконечным — видимо, я уже вступила в зону портала, благодаря которому переправа и приобрела свои волшебные свойства. Для магического существа время и расстояние здесь могло исказиться на неопределённую величину.

Впереди показалась компания великанов. Мне они показались стадом слонов, неторопливо бредущим на другой берег. Пахнуло пивом, куревом, и сладкими девичьими духам — это были обычные люди, поздние гуляки, которые на своё счастье не замечали ни вспышек молнии, ни страшных бледных глаз, вперившихся в ночные улицы и проулки.

Зато они заметили меня.

— Ай, смотрите, кто это? Кошка! — раздался сверху звонкий голос. — Фу, страшная какая!

— Где, где? — подхватили юношеские голоса.

Я прижала уши и помчалась вприпрыжку мимо колонноподобных ног.

— Да где кошка-то? — спрашивали позади. — Ты чего, Наташка? Глюк словила?

— Да была кошка, была, чёрная, тощая, страшная! — оправдывалась уже оставшаяся позади Наташка. — Уши как у летучей мыши! Я сначала даже не поняла, кто это…

Сзади кто-то что-то сказал иронически, и компания взорвалась беззаботным смехом.

Чёрная.

Тощая.

Страшная.

Слава богу. Инверсионное заклинание удалось на славу. Этот портрет совершенно не соответствовал внешнему облику Снежинки. Самым убедительным оказалось слово «страшная». Никто и никогда не смог бы назвать хорошенькую Снежку «страшной». А дома на видном месте осталась стоять фотография, где я валяюсь на диване в петербургской комнате и читаю книжку, а рядом белоснежная упитанная кошечка мягкой лапой ловит солнечный зайчик, прыгающий по страницам. Этот снимок сделала мама прошлым летом, как раз перед отъездом в Оленегорск…

Я подумала о родителях.

Они уже сегодня будут здесь. Должны быть. По длительному молчанию моего телефона станет ясно, что произошло неладное. Наверное, первое, что они сделают, — попросят Левиафана связаться со Снежинкой. Когда и Снежинка не отзовётся, они точно поймут, что со мной случилась беда. Я вдруг представила, как родители входят в комнату, где пол и стены залиты кровью их дочери, и мне снова стало дурно… следом возникла картина — одинокая неприкаянная душа Снежинки летит в пространстве — неотвратимо удаляется, как космонавт с оборванным тросом, падающий в космическую бесконечность… Мне стало совсем тяжело. Острое горе сжало горло, и я почувствовала настоятельную необходимость остановиться и выплакаться.

Вместо этого я продолжала бежать.

Об этом я подумаю завтра, твердила я классическую формулу всех горемык, попавших в беду и спасающих свою шкуру, завтра я позволю себе всё; если захочу, я буду, не стесняясь, выть и царапать землю, а пока — беги, кошка, беги!

Справа мелькали ровные одинаковые прутья решётки. Краем глаза я отслеживала их мельтешение и через некоторое время ощутила, что начинаю впадать в какой-то транс.

Снова сверкнула молния — почти над головой. Посмотрев вверх, я припала животом к асфальту, потому что небесный просвет, в котором вновь призрачно маячило лицо Мартина, переместился и был практически над Тучковым.