И Пресвел вприпрыжку помчался вниз по ступеням. Серима смотрела ему вслед, озадаченно хмурясь. Что это на него сегодня нашло? Совсем не похож на себя — расторопного, деловитого, уравновешенного. Может, в этом треклятом доме все сговорились, чтобы свести ее с ума?

Вернувшись в спальню, Серима обнаружила, что ее блеф сработал великолепно. Черное платье было аккуратно разложено на кровати.

— Ладно, ладно, — проворчала Марута. — Твоя взяла. Радуйся. Ступай на самую важную церемонию года в черном, точно старая карга, — мне-то что? Только пусть тебе застегивает платье твой любимчик Пресвел — я и пальцем не шевельну, хоть до смерти забей!

С этими словами экономка удалилась, чрезвычайно довольная тем, что она, как всегда, оставила за собой последнее слово.

Когда Серима натягивала через голову неброское шерстяное платье, в дверях появился Пресвел с плетью в руке.

— Тебе еще нужна плеть, госпожа? — деловито спросил он.

— Нет, — сухо ответила Серима. — Она сыграла свою роль. Оставь ее покуда здесь, Пресвел, и, если ты не против, помоги мне застегнуть платье, а потом можешь вернуться к делу, от которого я тебя отвлекла.

С этими словами она испытующе глянула на Пресвела — не отведет ли глаза, не покраснеет ли, признав за собой вину? Тот, однако, оставался вежлив и невозмутим, как всегда.

— Разумеется, госпожа моя. Я всегда рад тебе помочь. Да, кстати, я заглядывал к девочке. Сейчас она крепко спит, так что тебе не о чем беспокоиться.

По его тону Серима поняла, что помощник упрекает ее за равнодушие к ребенку.

— Что ж, хорошо. Рада это слышать. — Она старательно убрала из голоса даже тень раздражения. — Ты еще не нашел для нее няню?

— Думаю, что нашел, госпожа моя. Мне не хотелось беспокоить тебя в день Великого Жертвоприношения, поэтому я договорился, что она придет к тебе завтра. Это дочь старинного друга нашей семьи — на мой вкус, слишком молода, но ей доводилось ухаживать за целым выводком младших сестер и братьев, так что опыт в этом деле у нее большой. Полагаю, госпожа, она тебе понравится. Девушка очень скромная, нетребовательная, зато трудолюбивая.

Серима бесстрастно кивнула, хотя слово «молодая» прозвучало для нее сигналом тревоги.

— Отлично. Спасибо, Пресвел. Завтра же с утра с ней и увижусь. Нам просто необходимо поскорее подыскать подходящую няню.

Улицы Тиаронда уже опустели. Редких прохожих Мечи Божьи сгоняли в толпу и, окружив, точно овец, направляли на Эспланаду — ждать своей очереди, чтобы пройти через туннель в Пределы. Впрочем, большинство горожан поторопилось отправиться туда загодя — как только распространилась весть о возвращении иерарха. В такой толчее нелегко будет найти удобное место, и потому все стремились оказаться первыми. В обычное время церемонию проводили бы на самой вершине горы, где прихотью природы образовался естественный амфитеатр — кратер давно погасшего вулкана. В центре его стоял Великий Алтарь Мириаля, а вокруг святого места шли каменные террасы, на которых можно было рассадить весь город — и даже малое дитя разглядело бы с любого места все подробности обряда. Сегодня, однако, вершина горы оказалась недоступна из-за бури, да и огромную чашу кратера до краев засыпал снег. В срочном порядке место для обряда подготовили прямо в Священных Пределах, на просторной площади перед Храмом, и хотя в толпе много ворчали по этому поводу, большинство горожан остались довольны: уж лучше потесниться, чем замерзнуть до смерти на вершине горы, ожидая заката, тем более что он в такую непогоду вряд ли будет виден.

Тормон, уже вконец истерзанный волнениями и радостными надеждами, обрадовался, увидев, что городские улицы почти безлюдны. Хотя сефрийцы и были привычны к шумному многолюдью, в Тиаронде нынче царил дух мрачной, безнадежной жестокости, и кони, чуявшие его, нервничали, становились непредсказуемы и небезопасны. Элион в свою очередь от души был рад, что им удалось благополучно миновать стражу у городских ворот.

— Признаться, я сильно сомневался, что они примут наш рассказ за чистую монету, — вклинился в мысли Тормона его голос.

— Они, как видно, слишком взбудоражены предстоящим обрядом, — отозвался торговец с нескрываемым отвращением. — А по-моему, это самое настоящее варварство — из суеверия отнимать человеческую жизнь.

Элион озадаченно глянул на него:

— Но я думал, ты сам хочешь убить иерарха, чтобы отомстить за бедную Канеллу. Еще прошлым вечером ты говорил, что мечтаешь живьем вырвать у него сердце!

— Мечтаю, — мрачно подтвердил Тормон, — и злюсь оттого, что мерзавца принесут в жертву прежде, чем я до него доберусь. Но это другое дело. Он должен умереть в наказание за свои злодейства — а не потому, что кучка выживших из ума болванов вообразила, будто смерть одного человека в некий особый день способна остановить дождь.

Элион пожал плечами:

— Если хочешь знать мое мнение, вся эта страна — сущая клоака варварства и суеверий.

Тормон остро глянул на него. Время от времени его молодой спутник ненароком ронял словцо-другое, намекавшее, что он явился откуда-то из-за пределов Каллисиоры. Торговец круглый год путешествовал вдоль Завес, и ему всегда казалось невозможным, что они отмечают собой границы мира. Тормон ломал голову над этой загадкой, чтобы отвлечься от мыслей о Канелле и Аннас. Для посторонних глаз он должен выглядеть обычным гвардейцем, равнодушно исполняющим свои повседневные обязанности. Никак нельзя допустить, чтобы лицо его отразило бушующие в душе страсти. Поэтому Тормон ловил каждое слово Элиона, выуживая новые намеки на его нездешнее происхождение. Сейчас, впрочем, молодой человек опять заговорил о стражниках, которые расспрашивали их у городских ворот.