– А за все! Что молода, да хороша, да красиво одета! И его не боится, плевала она на его глупые придирки! Он ей поперек жизни хотел стать, отомстить за свою песью старость!

– А может быть, Клавдия Сергеевна, не хотел Коростылев, чтобы выросла ваша девочка похожей на собачку ши-пу? Может, он ей настоящей жизни желал? Может, хотел, чтобы Настя стала большая, щедрая, смелая и умная? Тогда и тысячи лет не нужно, а хватит нормального человеческого века?

– Ага? Конечно! Он хотел ей добра, а я – зла! Это правильно вы все рассмотрели! Да я жизнь на нее свою положила! Одна, без отца воспитываю! Легко, думаете? Как волчок кручусь – за уроки на пианино четвертак подай, по французскому отстает – учительницу держу, одеть, обуть девку надо? Копейкой никто не поможет, а советы давать да нотации читать каждый горазд! Да ребенка баламутить разговорами…

– Чего ж ее баламутить – она ведь не маленькая уже, думать начинает сама…

– Как же – думает она! Вчера устроила истерику – если не дашь пятнадцать рублей на духи, буду сидеть реветь! Мне ее надо бы за тройки ремнем пороть, а все сердце щемит – мне-то не у кого было на духи просить! Дала, конечно – что ж мне, деньги ее слез дороже? Для нее ведь только и стараюсь, и она уже знает – к отцу-то не пойдет реветь, деньги требовать…

– А почему к отцу не пойдет?

– Да чего с него спрашивать! Серый дурень, городской колхозан, село неумытое.

– Простите, а Настя такого же мнения о своем отце?

– Не знаю, не спрашивала я ее. Так ведь не без глаз она, видит это сокровище. Я и так скрипя сердцем соглашаюсь на их свидания…

– А чем же вам так не нравятся их встречи?

– А тем – что незачем это! Не хочу, чтобы девчонка выросла небесной козой вроде него. Скрипя сердцем дозволяю…

Она так и говорила – «скрипя сердцем». Она правильно говорила – я слышал пронзительный, душераздирающий скрип этого ожесточенного сердца. Оно не было смазано ни одним добрым чувством.

– А где сейчас Настя?

– На танцы убежала. У них это быстро – с понтом под зонтом, и помчались на танцульки. А зачем она вам?

– Хотел познакомиться, поговорить, спросить…

– О чем?

– О многом. Например, жалко ли ей Коростылева…

– А я вам за нее отвечу – ей жалко. Так себе и пометьте, где это нужно. Очень жалко. Вообще всех жалко. А себя – особенно.

Перегородив дорогу между домами Кольяныча и учительницы Нади Воронцовой, стоял «запорожец». На крышу маленькой трескучей машинки облокотился высокий красивый парень в спортивном костюме с яркими эмблемами «адидас». Уперев руки в боки, с ним разговаривала Надина мать. Пока я ставил на обочину автомобиль и вылезал из кабины, не было слышно из-за шума мотора их голосов, но я видел, что говорит она с парнем сердито, а парень весело смеется. Я направился к ним, но парень в это время махнул рукой, распахнул дверцу, лихо нырнул в тесное гнездо за рулем, «запорожец» пулеметно-резко затрещал и помчался вниз по скату дороги.

– Чего сердитесь, Евдокия Романовна? – спросил я Дусю.

Конец ознакомительного фрагмента.