“И правда, смерть с часами…” — нахмурилась я и вновь поймала себя на странном ощущении. Несмотря на весь ужас происходящего, мне не хотелось бежать от этого человека. Словно, находясь рядом с ним, я полностью теряла инстинкт самосохранения, уверенно двигаясь по канату над пропастью. Как и в тот вечер с кальяном, я хотела протянуть руку и прикоснуться теперь уже не только к шрамам, но и к этой мрачной, завораживающей своей бездной, тату. Фамилия у него тоже была подходящей — “коул” в переводе означало “каменный уголь” или “угольно-черный”, и оба значения отображали его суть. Этот человек был таким же безучастным, как камень и таким же черным, как смерть.

“Видимо так твой мозг адаптируется к стрессу”, - мотнула я головой, возвращаясь в реальность от этого морока, а через секунду раздался стук в дверь, и я пошла открывать, памятуя о словах Коула.

Мои предположения оказались верными — в комнату вошла азиатка с чехлом, скрывающим очередное платье и, поздоровавшись, протянула мне упаковку таблеток.

— Что это? — насторожилась я.

— Обезболивающее от головной боли. Мистер Коул распорядился, — вежливо ответила она.

“Видимо ему доложили, что я ушла раньше с обеда”, - предположила я и, уже ничему не удивляясь, забрала коробку.

Ровно через пятнадцать минут в гостиную вошел Коул — в брюках и черной рубашке он выглядел, как всегда, строго и элегантно. Однако сейчас, когда я увидела его татуировку, его мрачная суть чувствовалась еще сильнее. Это была не просто татуировка — этот черный силуэт в капюшоне выявлял его нутро и показал его истинную природу.

— Пойдем, — тихо произнес он, и я направилась за ним, ловя себя на мысли, что рядом с этим человеком у меня полностью отключались базовые инстинкты.

Мы направились по коридору к лестнице, а я сжимала свой клатч, и создавалось странное, не поддающееся объяснению чувство, будто со мной не случится ничего ужасающего, пока он рядом.

“Так защищается твоя психика. Ты бы нашла что-то позитивное и в Ханге, и в Харрисе, достанься ты им”, - вновь повторила я, однако понимала, что научные обоснования здесь ни при чем — они не сработали бы ни в сторону лицемерного австралийца, ни в сторону хитрого азиата.

— Вовремя, — отвлек меня голос Боба, стоявшего на ресепшене, и я в очередной раз внутренне сжалась, вспомнив их разговор.

— Я всегда вовремя, — улыбнулся Коул, и было в этих словах что-то мрачное, учитывая его тату.

Харрис, как мне показалось, не понял этой тонкой шутки, а я, несмотря на свое напряжение, нервно усмехнулась.

Мы шли по направлению к дальной гостиной, откуда доносились звуки рояля, мужчины вели светские беседы о том, что им не удалось поиграть в гольф, и я не могла не отметить, что Боб рядом со мной не терся и ко мне не обращался.

— Здесь подают отличное шато марго, — Боб все-таки посмотрел в мою сторону, я вновь напряглась, как внезапно почувствовала руку Коула на своей пояснице.

Я понимала, что, вероятнее всего, обманываю себя, но мне казалось, Коул увидел мое напряжение, понял по моему нервному возгласу “зачем”, что я услышала их разговор в коридоре, и таким образом ответил мне.

Мы зашли в просторное помещение, напоминавшее уютную гостиную в старом английском особняке — с кожаными креслами, камином и массивным роялем — и я увидела за столом у окна уже знакомую компанию. Правда, к ним присоединился еще и азиат со своей спутницей, которую звали Джу.

Девушка, повернув голову, улыбнулась мне, а я во что бы то ни стало решила попробовать узнать, почему все таки Коула называли Смертью.

Вот уже двадцать минут я пыталась доесть филе-миньон из телятины, заказанное Коулом в бар, и выглядела, как белая ворона, на фоне остальных гостей вечера. Посетители в это время попивали напитки, разговаривали, слушали живую музыку, и я, с вилкой и ножом в руках, чувствовала себя совершенно не к месту, учитывая, что практически перед нами пианист выводил какую-то завораживающую композицию, и мне казалось кощунством есть перед ним. Да, собственно, и пить тоже. Моя тарелка, к которой я практически не прикасалась, резала глаз, и каждый раз, когда мимо нас проходил официант, меня так и тянуло попросить его забрать блюдо.

Иногда к нам подходили мужчины, здоровались с Коулом и Хангом, переводили разговор на гольф и плохую погоду, а я, отпив немного красного вина, которое заказал для меня, опять же, не спрашивая, Коул, чувствовала, что меня немного отпускает.

— Дождь не прекращается. Даже ночью не поиграть, — говорил Ханг недовольным тоном, иногда бросая взгляд за окно, где в свете мощных прожекторов поблескивало зеленое травянистое покрывало.

Мне так и хотелось спросить, разве можно играть в гольф по ночам, но, стараясь не привлекать к себе внимания, я лишь иногда отрезала небольшой кусок остывшего филе и отправляла его в рот.