Шрифт:
— Что ж, скоро это станет понятно, — буркнул я себе под нос.
Корабль пошел на приземление приблизительно через два часа после взлета. По картинке в иллюминаторе, из-за низкой облачности, сложно было понять, где мы находимся. Скорее всего, это еще не Северная Америка — ведь там нет аэродромов, где могут сесть такие «птички». Значит, скорее всего, какой-то перевалочный пункт.
Как только состоялось приземление, и двигатели вертикального взлета и посадки заглохли, конвоиры по знаку старшего двинулись ко мне. Я уже успел убедиться, что они хорошо обучены игнорировать мои вопросы, так что не стал унижаться, задавая их. Я позволил им отстегнуть оковы и поднять меня на ноги. Дверь транспортного отсека как раз в этот момент отворилась. Я увидел, что корабль стоит на бетонном покрытии рулежной дорожки какого-то аэродрома.
— Давай вперед! — ткнули меня сзади.
Показавшись на улице, я втянул ноздрями воздух. По отсутствию запаха серы понял, что мы точно еще не в Северной Америке. На улице было морозно, где-то между 30 и 40 градусами по Фаренгейту, и ветрено, так что кожа покрывалась мурашками. Но это было уж точно не -20, -30 или -40, как бывает на «проклятом континенте». Бегло оглядевшись по сторонам, я заметил, что маленький аэродром ограждает высокий бетонный забор с колючей проволокой.
Шагах в двадцати от приземлившегося транспортника нас ждала группа из пяти людей в штанах и куртках цвета черно-серого городского камуфляжа, один из которых вызывающе поигрывал длинной дубинкой — видимо, здешние охранники. Выглядели они столь же угрюмо, но куда менее строго и дисциплинировано, чем конвоиры из G-3. Типичные вертухаи из захолустной зоны.
— Всего один?! — спросил один из них недовольно, когда я с конвоирами приблизился.
— Как и указано в манифесте, — холодно ответил старший команды сопровождения из G-3, дав понять, что не настроен трепаться.
Главный из охранников недовольно сплюнул и нехотя поставил подпись на электронном документе, который открыл сопровождающий из G-3. Его люди, тем временем, со знанием дела подступили ко мне, окружая со всех сторон.
— Заключенный — на колени! Руки за спину! — гаркнул один из них, давая понять красноречивым жестом, что не станет колебаться, если ему придется применить силу.
Я покорно опустился на бетонное покрытие, позволив одному из охранников грубо и туго защелкнуть на руках наручники, а другому — столь же грубо и намеренно болезненно сделать инъекцию ФСК мне в ягодицу, которая и так саднила от ежедневных уколов. С этого момента я официально перешел в ведение этих ребят.
— Дальше мы сами, — буркнул старший из охранников.
Командир G-3 ответил ему кивком, и жестом приказал своим людям идти обратно на борт. Похоже, им не предписывалось здесь оставаться. Охранник, пролистывая пальцем какой-то файл (видимо, мое личное дело — точнее, ту его часть, которая открыта для мелких сошек вроде него) неприязненно фыркнул:
— И снова «черный» уровень опасности. Везет мне на таких выродков. Ты у нас буйный, а?
— Как видишь, эти парни разошлись со мной целыми и невредимыми, — заметил я, кивнув через плечо в сторону бойцов G-3.
— Ха-ха. Ты у нас шутник, да? — ухмыльнулся охранник, но уже в следующий миг его лицо исказил гнев. — Я тебя сразу предупреждаю, мразь — начиная с этого места и до конца твоей жизни с тобой больше никто не будет панькаться! Билет в «Чистилище» — это билет в один конец. И «Чистилище» начинается здесь. Это место называется «мусоросборник». Потому что здесь вас, мусор, собирают со всех концов Земли — и вы становитесь моей головной болью до тех пор, пока вас, говна вонючего, не соберется достаточно большая куча, чтобы за вами прислали спецтранспортник из «Чистилища». Я это ненавижу. Ненавижу вас всех, гнид, и эту грёбаную работу. За исключением тех моментов, когда у меня появляется шанс надереть кому-то зад. Эти замечательные моменты — единственные светлые полосы в моей жизни. Поэтому я прошу тебя, как человека — дай мне повод. Дай мне повод, и я отметелю тебя так, что зубы повылетают изо рта. Ну же! Давай, выкинь что-то. Мы все этого ждем.
Охранник стоял и внимательно смотрел на меня, прищурившись, и поигрывая дубинкой. Я прекрасно понимал, что любое мое слово будет поводом для удара. Поэтому просто молчал.
— Не хочешь? — спросил он через какое-то время, неприятно ухмыльнувшись. — Значит, не совсем тупой. Может, тогда ты усвоишь главные правила. Правило первое: малейшее непослушание, хоть шаг в сторону без приказа — и ты получаешь люлей по самое «не могу». Правило второе: скажешь хоть слово, кроме как отвечая на наши вопросы, хоть писк издашь без разрешения — и тоже отгребешь по полной. В принципе, мы можем тебя и так отдубасить, просто от нехер делать. У нас тут за этим никто не следит. Некому жаловаться, не у кого требовать и просить. Всем похер, что будет с теми, кого отправили в «Чистилище». Такие, как ты — это отработанный материал. Понятно?
Я молча кивнул.
— Отвечай: «да, начальник»!
— Да, начальник, — покорно ответил я, сочтя, что проявлять норов сейчас было бы бессмысленно.
— Надо же. Какой смышленый, — удивился начальник. — Только не думай, что ты кого-то этим обманешь или ослабишь нашу бдительность. Я прекрасно знаю, что ты — опасный психопат, и что если дать тебе хоть шанс вытворить что-то поганое — ты это непременно сделаешь. Не надейся, что ты получишь этот шанс. Мы с тебя глаз не спустим!
Я вдруг ощутил, как дубинка одного из охранников, стоящего за спиной, ткнулась мне в спину. Тело пронзил сильный заряд тока. Невольно зарычав от боли, я повалился вперед, с трудом ухитрившись приземлиться так, чтобы не разбить нос о бетон.
— Это так, для профилактики, — прокомментировал начальник. — Если будешь паинькой, то, может быть, это больше и не повторится. Теперь вставай! Тебя ждет карета, принцесса!
Не стесняясь погонять меня тычками дубинок, охранники затолкали меня в решетчатый кузов маленькой машинки, похожей на смесь электрокара для багажа, который можно встретить в любом аэропорту, и клетки для перевозки опасных диких животных. На ней двое из охранников и доставили с аэродрома к зоне для содержания заключенных в сопровождении джипа, в который уселись остальные трое.