Шрифт:
– Эк ты вывернула, - улыбнулся Андрей. – Про банкира я знаю. С домыслами полиции можно побороться. И не получиться у нас может лишь в том случае, если ты решишь, что я тебя не устраиваю.
Стефания сжала в пальцах бумагу чертова журнала, и это было единственное, чем она выдала свою беспомощность. Впрочем, кажется, Малич начинал разбираться в ее реакциях и жестах. Может быть, благодаря несколько нелепой уверенности, что с ним она настоящая.
– Разумеется, сегодня все СМИ об этом трубят, - снова прозвучало совсем без эмоций. – А раз знаешь, то должен понимать, что для нас совсем не остается выхода. Я не могу повесить на тебя такую… такую повинность. Я не хочу и не могу остаться с тобой, чтобы ты чувствовал себя обязанным мне помогать. Потому сейчас я допью кофе и пойду собирать вещи. Все останется так, как было с самого начала… Веселым и красивым летним романом.
– Не городи чепухи, - отмахнулся от ее доводов Андрей и, поднявшись, выключил кофе. Налил в чашку и поставил перед Стефанией. Забрал из ее рук журнал и выбросил в мусорное ведро. А потом снова оказался рядом с ней, лицом к лицу. – Никакие вещи ты собирать не будешь. Выпьешь свой кофе, успокоишься и будем узнавать про адвоката. Думаю, будет лучше, если прямо сегодня с ним и встретимся. Ты все же почему так рано? Отпросилась?
– Уволилась! Мне сказали уволиться – и я уволилась. Потому на хорошего адвоката мне не хватит, а плохой не поможет. Даже несмотря на все те миллионы, которые я типа сперла у Олега. Но тащить в эту яму еще и тебя я не собираюсь, ясно?
– Ясно, - кивнул он. – Уволилась – и хорошо. Будет больше времени. В общем так. Адвоката возьмем у Моджеевского. Роман, кстати, просил, чтобы ты хорошенько подумала и вспомнила все, что может быть важным. Они там с его начальником безопасности тоже шуршат. И, в отличие от полиции, думают, а не назначают виновного.
– Жена Олега тем более шуршит, и ей не терпится меня посадить, - огрызнулась Стеша, едва ли слыша главное – никуда ее не отпускают. Андрей ее не отпускает. Она вскочила с дивана и подошла к нему: - Не придумывай мне никаких оправданий. Я знала про жену. Можно сказать, отбивала. И жила с ним ради денег, а он б-был… щедрым. Нахрена тебе вся эта грязь в твоем доме?
– Что ты заладила одно и то же?
– Я заладила то, что ты, кажется, совсем не понимаешь! Я думала… в эти недели с тоб-бой, я думала, что у нас хотя бы время есть, что оно все спишет, что я докажу, что могу жить… нормально. А сейчас получается, что и времени мне не п-положено. Нет его! Сначала м-меня окунут по самую макушку во все, что я за жизнь натворила, потом ты мне будешь письма в тюрьму писать? Да даже если и нет… ты сам-то уверен, что тебе это все надо? Посмотри вокруг! – она ткнула в сторону мусорного ведра. – Оно так легко не выб-брасывается! Оно всегда б-будет. И это не твое, у тебя… в конце концов, у тебя дети. Ты не заткнешь всех! И сам… сам – сможешь?! Да я сукой п-последней буду, если всем этим тебя награжу!
– Ты слишком преувеличиваешь, - спокойно отозвался Малич. – Какая разница что и у кого было. Важно то, что есть сейчас. А сейчас есть мы друг у друга.
– Ты же не знаешь, что было! Или знаешь? Про Олега знал... и про остальное знаешь?
– В общих чертах. То, что было достоянием общественности.
– Гуглил?
– Не без того…
– Ясно, - мрачно ответила она и позволила себе еще некоторое время, совсем недолго, смотреть прямо ему в глаза. Потом улыбнулась и выдала: - Странно, что я раньше не п-поняла. Если бы не см... не смерть Олега, я бы еще долго думала, что все в порядке. И странно, что ты не п-понимаешь, что мне лучше уйти. Или это из б-благородства?
– Если ты хочешь меня обидеть – то у тебя не получится. Я достаточно пожил на свете, чтобы понимать, что у тебя сейчас самая обыкновенная истерика. Отпускать тебя я никуда не собираюсь. А будешь буянить – запру, пока не успокоишься.
– А я и есть истеричка. И еще подвержена депрессиям. И трусиха. Несколько лет назад наглоталась таблеток, потом испугалась, сама скорую вызвала. Честно лечилась у доброго Айболита для психических, даже делала успехи, но ведь ничего не гарантирует моей стабильности... Что ты можешь знать? То, что писали?! Про такое не писали точно. Если я п-потеряю тебя, когда окончательно прирасту к тебе... я второй раз не выдержу, я сдохну, понимаешь?
Несколько секунд он буравил ее тяжелым взглядом, даже оттенок которого разгадывать она не бралась. Только крылья носа раздувались немного сильнее обычного – единственное, что выдавало его волнение от услышанного.
– Не сдохнешь. Не сдохнешь. Иди сюда, я тебе кое-что объясню, - проговорил наконец Андрей, усаживая ее к себе на колени. – Ты – единственная женщина, которую я привел в этот дом. Сделал это совершенно осознанно и передумывать не собираюсь. Твое намерение уйти – превеликая глупость, которую я не позволю тебе совершить. И тебе придется меня слушать. Позвоним Моджеевскому – пусть присылает своего адвоката. Это план минимум.
А потом он почувствовал, как к его виску прислонился ее горячий, будто у нее высокая температура, лоб. Судя по тому, как подрагивали плечи – плакала. Но с этим он ничего поделать не мог – может быть, правда лучше поплакать сейчас. Между тем, Стеша тихо всхлипнула и прошептала:
– А максимум?
– Когда вся эта бодяга закончится – я на тебе женюсь.
Теперь она всхлипнула громче и горше. И вжалась в него еще сильнее, не оплетая руками, но и, кажется, не собираясь отстраняться. А это уже лучше, чем пять минут назад, когда угрожала собрать вещи.