— Робер, — представился он ровным голосом, наконец переведя на меня более внимательный взгляд.

— Димитрис.

Я ответил ему столь же прямым взглядом, однако постарался, чтобы в нем не чувствовалось вызова или агрессии.

— В отеле нашелся неплохой довоенный арманьяк. Не угоститесь? — спросил он.

— Спасибо большое, но я не пью алкоголя.

— О, тогда угощайтесь водичкой. Вон там, на журнальном столике. Лори, тебе я могу предложить вина.

— Спасибо, папа, не стоит. Я в последнее время и так пью чаще, чем стоило бы.

— Что ж, тогда располагайтесь, — сделал он широкий жест в сторону мягких диванчиков и кресел в углу кабинета.

После того как мы присели, он прямо спросил:

— Ну и чья же это была идея?

Я был несколько огорошен тем, как неожиданно он перешел от арманьяка к делу, так что Лаура сориентировалась с ответом быстрее.

— Наша общая.

Сенатор вздохнул и с легким укором посмотрел на дочь.

— Лори, ты — взрослая, самодостаточная личность. Ты давно уже сама себе на уме, не спрашиваешь моих советов по поводу каждого своего решения. И я это очень уважаю. Но в данной ситуации, если честно, ты умудрилась меня удивить. До сих пор не могу понять, почему ты не посоветовалась со мной. Неужели ты сомневаешься, что я желаю тебе лишь добра?

— Я не сомневаюсь в этом, пап. Поэтому мне несложно было предвидеть, каким был бы твой совет. Но в этой ситуации я всё равно не последовала бы ему.

Ее отец покачал головой. Его лицо сделалось озабоченным.

— Лори, я расстроен тем, как легкомысленно звучат эти твои слова.

Лаура вздохнула, и открыла было рот, чтобы начать объяснения, но отец перебил ее мягким, но настойчивым движением руки. Я удивился тому, какое сильное действие возымел этот жест на ее непокорный характер — отец явно умел найти к ней подход.

— Я уверен, что ты понимаешь — то, что вы сделали вчера, не идёт ни в какое сравнение со всем, что ты творила раньше. Ты ведь знаешь, Лори — твоя мать всегда была против твоей правозащитной деятельности, тогда как я — принял этот твой выбор, и всегда тебя поддерживал. Точно так же я никогда не стремился навязать тебе свои взгляды в вопросе выбора спутника по жизни. Эдвард Грант — приятный и успешный молодой человек. Но я вовсе не испытывал по поводу его такого щенячьего восторга, как твоя мать. И легко пережил бы, что ты выбрала себе кого-то другого. Пусть даже этот «кто-то» не так хорошо смотрелся бы на обложке глянцевого журнала. Ты ведь знаешь, я никогда не был ханжой. Но то, что случилось вчера, меня просто шокировало. Мне казалось, что я очень хорошо тебя знаю…

— Пап, прошу, не надо. Сделано то, что сделано, — не без смущения, но твердо отрезала Лаура.

Робер Фламини тяжело вздохнул.

— Ну и чего вы рассчитывали этим добиться? — спросил он, на этот раз удостоив взглядом нас обоих.

— Справедливости, — ответил я.

Теперь сенатор смотрел только на меня. Наши взгляды осторожно скрестились.

— По тебе сразу видно, Димитрис, что ты из людей, которые совершают поступки, не задумываясь о последствиях, и не слишком сильно ценят свою жизнь, — проговорил он очень тихо и ровно, без конфликтных интонаций, но я все же ощутил себя под нажимом. — Лично я, не скрою, к таким людям не принадлежу, но уважаю многие их поступки, а некоторыми могу даже восхищаться. Может быть, так было бы и в твоем случае. Если бы не одно «но». Если бы не жизнь и судьба моей дочери, которые были поставлены на кон в твоей игре.

— Пап, прекрати! — тут же завелась Лаура.

— Почему я должен прекращать? — сдержанно переспросил он, и перевел на нее вопросительный взгляд. — Ты считаешь, Лори, что этот мужчина — любит тебя? Если так, то как ты объяснишь, что он подверг тебя такой опасности?

— Он никогда бы не сделал этого, если бы я не была на это согласна!

— Когда ты любишь человека, то бережешь его, — категорически не согласившись с такой оценкой, покачал головой сенатор. — Даже если он сам себя не бережет.

Пришел мой черед вздохнуть. В его словах, хоть они и казались жесткими, была, безусловно, большая доля истины. И эти слова из уст отца звучали вполне оправданно и справедливо.

— Я прошу прощения, Робер, за то, что я сделал, — произнес я искренне. — Я не имел права втягивать в это вашу дочь.

— Так и есть, — охотно согласился сенатор Прежде чем Лаура успела бы вставить хоть слово. — И я скажу больше. Прошение о прощении ничего в этой ситуации не изменит. Мы же взрослые люди. Ты использовал мою дочь, а косвенно — меня и ее мать, из-за которых она имеет публичную известность, чтобы добиться своих целей. Не важно, насколько справедливых и благородных. И теперь ты имеешь дело с последствиями. Если ты любишь мою дочь, то у тебя должен быть план, как защитить ее. Скажи мне — есть у тебя такой план?

— Пап, ну хватит! — наконец вмешалась в разговор Лаура. — А ты сам не подверг ли меня опасности, когда стал на сторону Элмора?! Ордер на твой арест еще не выдан?

— Это сравнение — не уместно, Лори, — твердо возразил ее отец, не поддавшись на попытку придать беседе эмоциональный оттенок. — За каждым моим поступком стоит логика, стоят расчеты. В мире сейчас происходит глобальное противостояние. Наступил момент, когда пришлось выбирать, на чьей я стороне. И я выбрал определенную стратегию, взвесив все «за» и «против». Ты прекрасно знаешь, что у меня есть убеждения. Но если бы речь шла об одних лишь голых убеждениях, если бы я не верил, что мой выбор, вдобавок к тому, что он правилен, также мудр и он оправдает себя — не думаю, что я сделал бы его.