Моего воображения не хватило бы на то, чтобы сделать нечто подобное.

— Ты сделала правильный выбор, решив стать адвокатом, — произнес я, когда она закончила телефонный разговор. — Это было действительно впечатляюще. Правда. У тебя настоящий талант.

Лаура в ответ усмехнулась, но не стала отнекиваться от похвалы.

— Талант здесь ни при чем. Все дело в том, чтобы упорно работать, — ответила она. — Сотни бессонных ночей с кодексами, сборниками судебных решений и научными трудами, сотни часов упражнений на курсах ораторского искусства и во время имитации судебных процессов, годы практики — и любой будет способен сделать то же самое.

— По тебе видно, что ты работаешь с душой.

— Да, это так, — кивнула она. — Опытный адвокат способен произнести блестящую речь в защиту хоть самого Дьявола, и применить сотню уловок, чтобы помочь тому избежать ответственности. Многие мои коллеги по цеху видят свою миссию именно в этом — использовать все свои способности для достижения победы, и не важно, кто их клиент. Но для меня все иначе. Я стараюсь браться за дела лишь тогда, когда верю, что могу действительно восстановить справедливость, сделать это общество лучше.

— Разве адвокат может отказать клиенту в ведении дела лишь потому, что ему не нравится дело или сам клиент?

— Сам знаешь, что нет. Этические правила это не приветствуют. Но можно отказаться, если полагаешь, что не сможешь сопровождать дело достаточно квалифицированно.

— Я думал, адвокаты стесняются применять эту отговорку. Каждый ведь корчит из себя самого крутого профессионала.

— Многие — да, не применяют. А я применяла не раз. Я не способна самоотверженно защищать человека, к деяниям которого испытываю глубокую личную неприязнь. А если моя работа не будет предельно самоотверженной, то качество защиты будет недостаточным. Так что… — развела руками она.

— Умеете же вы, юристы, выкрутить все нужным вам образом.

— Да, это мы умеем.

— А как же судебные процессы, за которые тебя до сих пор критикуют ура-патриоты? Во время войны ты помогала защищать людей, обвиненных в шпионаже, диверсиях, терроризме.

— Я не была уверена, и сейчас не уверена, несмотря на обвинительные приговоры, что все те люди были виновны. Многие обыватели, зараженные телевизионной истерией, не понимают, что в демократическом обществе каждый обвиняемый, без исключений, заслуживает объективного и непредвзятого судебного процесса. Если обвинение достаточно обоснованно, то оно выдержит такой процесс, и прокурор, несмотря на добросовестную работу защиты, сможет добиться справедливого наказания для преступника. В тех делах все было иначе. В отсутствие весомых доказательств обвинение опиралось на общественное мнение. Это неправильно.

Я согласно кивнул. В этот момент у нее снова зазвонил коммуникатор. Еще минуты три я шел молча, пока Лаура выслушивала какие-то новости от своего клиента, а потом деловито консультировала его. Когда она закончила разговор, нить нашей беседы была уже утеряна. Какое-то время мы шли молча.

— Как думаешь, прокурор подаст апелляцию? — спросил наконец я.

— Не думаю. Не в этом случае. Единственной целью этого ареста была мелочная месть. Они не станут бороться за него, рискуя показаться бездушными свиньями в глазах общественности.

— Значит, это окончательная победа?

— Думаю, да.

Я задумчиво кивнул.

— В чем дело? Ты уже не выглядишь таким радостным, как минуту назад, — заметила Лаура наполовину шутливо. — Какие-то трудности с этим твоим новым проектом?

Лаура уже знала о том, что в последние две недели я активно участвовал в работе НСОК. Я упомянул об этом мельком во время одной из встреч, и она сразу же заявила, что очень рада этому, и что она не сомневалась, что моя идея с клубом рано или поздно найдет свое новое воплощение. Даже спросила, не нужна ли нам какая-то помощь, но я поспешно заверил ее, что нет, что юристы там есть, а она и так тратит слишком много своего времени на благотворительность.

— Ты про «носок»? Нет, нет, там все в порядке.

— Тогда в чем дело?

Долгое время я не находился с ответом. Она продолжала поглядывать на меня вопросительно, и от этого я начинал чувствовать себя неловко. За прошедшие недели мы много с ней говорили, но рабочий формат тех разговоров, а также присутствие других людей, совершенно исключали возможность того, чтобы я заговорил о том, что на самом деле было у меня на уме. И я все еще не представлял себе, как хоть одно слово на эту тему может вырваться из моих уст.

— Откровенно говоря, я осознал, что этот маленький судебный процесс закончен, и… заранее почувствовал ностальгию, что ли? Ведь теперь нам больше не нужно будет встречаться, готовиться к суду, обсуждать нашу тактику и… ну, вообще общаться. А я уже привык к этому.

Я с трудом нашел в себе силы, чтобы посмотреть при этих словах в глаза Лауры. Она слегка смущенно улыбнулась и, пожалуй, впервые за время нашего с ней знакомства, отвела глаза в сторону. У меня в сердце что-то дрогнуло при мысли, что она только что почувствовала, что кроется за моим взглядом, и это ее обеспокоило.