— Вот дерьмо, — пробормотал я.

«Нет» — решительно подумал я. — «Из этого ничего не выйдет. Ей нет места в твоей жизни, а тебе — в ее жизни. Это было ясно с самого начала. Вычеркни ее из всех своих планов. Забудь и отпусти!»

Я сам не заметил, как долго я просидел на этой самой лавочке наедине со своими мыслями, мрачнея все больше с каждой прошедшей минутой и с каждым опасливым или подозрительным взглядом, на которые не скупились прохожие. Я считал, что стал достаточно толстокожим, чтобы не замечать этих взглядов. Но сегодня они огорчали и бесили меня до такой степени, что мне пришлось закрыть глаза и выполнить пару дыхательных упражнений, чтобы привести себя в норму. Когда я наконец вспомнил о времени, солнце уже начало заходить за горизонт. Стряхнув с себя оцепенение и сердито крякнув, я встал и направился к своему скутеру, который я оставил неподалеку от офиса Лауры. Пора было подтирать сопли и отправляться домой.

Лишь когда я сел на скутер и вздохнул, приготовившись завести его, я заметил, как к парадному входу офисного здания подъезжает сверкающий свежей заводской краской большой черный седан представительского класса. Охранник, который еще несколько часов назад орал на меня, гневно требуя оставить свой скутер где-нибудь подальше от «его» офисного центра, вышел к седану, который остановился без аварийного сигнала прямо перед дверью офиса, с очень почтительным и смиренным видом. Одного слова, брошенного сквозь опущенное переднее стекло, оказалось достаточно, чтобы он без возражений удалился прочь.

У меня промелькнула странная догадка. Руководствуясь одними лишь эмоциями, но уж никак не здравым смыслом, я убрал руку от ключа зажигания, который уже собирался повернуть, и решил немного подождать.

Несколько минут спустя я осознал, что моя интуиция на этот раз не подвела меня. Из открывшихся раздвижных дверей вышла, лишь мельком глянув на подобострастно козырнувшего ей охранника, Лаура Фламини. Я не сразу узнал ее. По-видимому, в ее рабочем кабинете было заранее заготовлено во что переодеться вечером. И она явно воспользовалась услугами салона красоты, который размещался на первом этаже офисного центра.

Стильные туфли на высоком каблуке добавляли ей дюйма четыре росту. Синее вечернее платье чуть ниже колен, с красивым длинным вырезом на спине, идеально облегало ее фигуру, намекая, что платье сшито под заказ специально под свою владелицу. Я не разбирался в моде, но нутром почувствовал, что это дорогая, дизайнерская вещь, какую не купишь в стоковом магазине. Волосы были идеально уложены рукой профессионала, не оставившего ни следа от легкой небрежности, с которой ее челка обычно спадала на лоб. Глаза, ресницы, брови, губы, каждая деталь лица стали четче и ярче, неся на себе умело наложенный макияж.

Я не мог видеть этого с такого расстояния, но не сомневался, что на ее руке блестит роскошное кольцо с сапфиром, которое она не стала надевать на судебный процесс, где играла роль самоотверженной защитницы слабых и угнетенных.

— Вот, значит, что это за «пара мелких дел, которые нужно доделать», — пробубнил я себе под нос, сам не понимая, почему это вызывает во мне столько боли и злости.

Из машины изящно вышел высокий, статный мужчина. Он выглядел столь же нарядно, как и его спутница. Темно-русые волосы средней длинны, без намека на седину, были ровно и красиво зачесаны. На нем прекрасно сидели новенький черный смокинг, белоснежная накрахмаленная рубашка и стильный галстук-бабочка. Было заметно, что он чувствует себя в таком образе естественно и свободно.

Вспомнив неловкость, которую я испытывал, когда мне единственный раз в жизни довелось одеть смокинг, почти пятнадцать лет назад во время посещения пафосного ресторана «Аурум», приглашение в который досталось мне в честь выхода в финал олимпийского чемпионата по боксу, я осознал пропасть, которая пролегает между мной и этим человеком.

Лаура сдержанно, но вполне доброжелательно улыбнулась, когда её кавалер непринуждённой походкой выпорхнул навстречу, элегантно поцеловал руку и открыл пассажирскую дверь с учтивой, но шутливой услужливостью, которая позволяла отличить воспитанного джентльмена от простого лакея. Даже с сотни ярдов было видно, какая безграничная самоуверенность написана на красивом лице этого человека, убежденного, что мир принадлежит ему. При виде этой надменной мины зубы у меня невольно сжались от злости.

«Посмотрел бы я, сукин сын, как бы ты ухмылялся, высаживаясь из гребанной десантной капсулы под Новой Москвой!» — невольно подумал я. Но почти сразу же остыл, закатил на секунду глаза и приказав себе обуздать страсти. Я не раз внушал товарищам по клубу, что мы не имеем оснований винить в своих невзгодах каждого встречного, кто не прошел через то, через что прошли мы. И вот теперь я сам становлюсь на этот тупиковый путь.

Самым обидным оказалась то, что я не мог отыскать у себя в душе рациональной и справедливой причины его ненавидеть или презирать. Была лишь черная зависть, какую испокон веков испытывали обделенные судьбой неудачники ко всем, кто был богаче, успешнее и удачливее их. И от понимания этого я становился себе еще более противен.

«Езжай домой, идиот», — велел я себе.

Но вместо этого я поехал за ними. Я даже не пытался найти для себя хоть какое-то разумное объяснение своего поведения, кроме наивной обиды, беспочвенной ревности и бессильной злости. Седан ехал небыстро, так что мне не составляло труда держаться на небольшом расстоянии от него, лавируя между машин в вечерней тянучке. Я представлял себе, как в прохладном кондиционированном салоне Эдвард Грант, самоуверенно усмехаясь, небрежно крутит одной рукой кожаный руль, а другую держит на коленях своей спутницы. И от этих фантазий кровь начинала нестись в жилах быстрее.