Азора читает книги по гномьей культуре? Какой-то камешек подвернулся мне под ботинок, и я едва не растянулся на тротуаре. В груди разлилось тепло, и я вдруг обнаружил, что улыбаюсь совершенно дурацкой улыбкой.

Это было больше и важнее любых признаний в любви. Это было тем, что поднимало выше облаков.

– Я видела в витрине поясок, – продолжала Глория. – Такой тоненький, с серебряными бляшками. Мне кажется, на них гномьи руны, но я не уверена. Могли бы вы посмотреть? Я хочу купить его для мамы, ей будет приятно.

– Не только маме, – улыбнулся я. – Мне это тоже будет приятно. Давай, ты подаришь этот поясок, а я присмотрю что-нибудь для вас обеих?

– Давайте! – рассмеялась Глория и даже подпрыгнула от радости. – Будет здорово!

Думал ли я в начале лета, что боги пошлют мне жену и дочь? Такую жену и такую дочь? Мне казалось, что под ногами нет дороги – я не иду, а лечу. На душе было настолько светло и легко, что я с трудом сдерживал желание запеть.

Поясок в витрине Пагаватти действительно был с бляшками, исписанными гномьими рунами. Я представил, как он охватит талию Азоры и мечтательно улыбнулся. Глория указала на него и спросила:

– Что там написано, дядя Фьярви?

– Пожелания здоровья и долголетия, – ответил я. – Гномы часто так делают. Носишь такой пояс, и у тебя все хорошо.

– А у вас есть такой? – поинтересовалась Глория.

– У меня есть вы с мамой, – сказал я, – и ничего другого мне не надо.

Мы зашли в магазин. Глория выложила на блюдце в кассе все свои немудреные сбережения, я добавил несколько ассигнаций сверху, и из магазина мы вышли с пакетами: пояс для Азоры, золотые сережки для Глории и парные браслеты с голубыми топазами для них обеих. Девочка была счастлива: она то и дело дотрагивалась до ушей, где уже красовались серьги, и улыбалась, представляя, как будет хвалиться подарком.

Но жизнь устроена таким поганым образом, что если ты счастлив, то обязательно появится то, что изгадит это счастье. Полицейский участок располагался напротив магазина, и мы с Глорией увидели, как из экипажа выводят эльфа – тощего, растрепанного, одетого в какие-то грязные лохмотья. Но, судя по осанке, походке и повороту головы, совсем недавно он носил шелка и золото, и я вдруг как-то понял, что это за эльф.

Глория споткнулась и едва не упала. Стиснула мою руку так, что мне сделалось больно. «Только попробуй обернуться, мразь», – подумал я, и в ту же минуту эльф обернулся. Глория сдавленно ахнула, и Эленвер воскликнул:

– Глория, девочка моя!

Шеф Гемини, который листал папку с сопровождающими документами, обернулся в нашу сторону. Полицейские, которые держали Эленвера под белы рученьки, остановились. Глория была похожа на птичку, окаменевшую перед змеей – я машинально шагнул так, чтобы закрыть ее, и подумал, что Эленвер меня узнал. В бледно-голубых глазах эльфа мелькнула такая ненависть, что меня обдало холодом.

– Дочка, ты меня не узнала? – в голосе Эленвера сочился чистый мед. – Передай маме, я простил ее за то, что она тебя украла!

У меня так и зудели кулаки – разбить эту харю, размазать, стереть с нее эту ухмылку! – но я знал, что это не пойдет нам на пользу. Драка перед отделением полиции – что может быть глупее? А ведь именно этого Эленвер и добивается, и шеф Гемини это прекрасно понимает: потому-то и смотрит на меня так, словно пытается остановить коня, который несется к пропасти.

Глория посмотрела на меня и сказала так, чтобы все ее услышали:

– Папа… папа, давай уйдем отсюда.

Я кивнул, стараясь не показывать, как во мне все звенит от горького счастья. Папа. Не дядя Фьярви – папа.

– Пойдем, дочка, – ответил я, бросив короткий взгляд в сторону Эленвера и убедившись, что он смотрит так, словно его ударили доской по голове. Мы пошли по улице, почти сразу же свернули в проулок, который вел в сторону парка, и я вдруг испугался, что Глория сейчас расплачется, а я не смогу ее успокоить. Но она не плакала – просто молча шла рядом со мной, а потом едва слышно спросила:

– Можно я тебя теперь буду так называть? Мне правда хочется.

– Можно, дочка, – откликнулся я. – Можно. Я буду счастлив.

Азора

– Добрая госпожа Азора, смотрите!

Мы с домовыми выглянули из коридора, и я увидела, как в гостиницу важно входит пожилой гном. Насколько я успела узнать гномьи обычаи, он был из богатого клана и занимал там не последнее место. Длинные темные волосы с едва заметной сединой были заплетены в косы и украшены золотыми кольцами – да и вообще золота было столько, что гном прямо сверкал. Золотые колечки в бороде, тяжелые перстни, золотое шитье, которое украшало дорожный костюм – мне казалось, что я слышу звон. Гном важно прошел к стойке регистрации и, постучав по ней монетой, приказал: