Микроавтобус заехал во внутренний дворик, где стояли еще с полдюжины машин: пара легковушек, старая пожарная машина, большой двухэтажный автобус и тяжелый армейский полугусеничный тягач. Все машины, как и наш микроавтобус, были дополнительно бронированы и прочим образом переоснащены. Во дворике, вопреки ожиданиям, не было видно встречающих людей. «Они ведь все живут под землей!» — догадался я, или вспомнил что-то, что прочитал в сообщениях Бори.

Водитель микроавтобуса начал сдавать задом в сторону приоткрывшихся гаражных ворот, вделанных в одну из замковых пристроек. Въезд был совсем узким, впритык, но водитель мастерски загнал машину внутрь. Незаметный до этого человек быстро затворил за нами гаражные ворота погрузив помещение во тьму, если не считать пары тусклых светильников, стоящих в железных подставках для факелов.

Едва мотор заглох, люди начали суетиться. Первым делом выгрузили ящик, который тут же подхватили встречающие, и он скрылся где-то в недрах темного помещения. Затем начали вылезать люди.

Снайпер с дерзким взглядом, до этого сидевший на ящике, перед тем как выйти из машины, указал пальцем на мою винтовку и сделал красноречивый жест, призывая отдать ее. Не хотелось оставлять оружие Мирослава этому типу. Назад, скорее всего, я ее уже никогда не получу. Но я и не ожидал, что чужака впустят в селение вооруженным, поэтому неохотно позволил наглому туземцу забрать ее.

Флорентина бережно вынесла из машины герметичный металлопластиковый бокс для медикаментов, и долго назидательно втолковывала что-то одному из местных, прежде чем вручить бокс под свою ответственность.

Я не знал, куда мне идти, поэтому оставалось лишь остаться с ней.

— Ты не договорила, — напомнил я ей, когда она рассталась со своим боксом и вновь обратила на меня свое внимание. — Там было что-то о «таких, как я».

— Да, — в свете тусклых светильников доктор Лопес смело устремила мне в лицо свой бесстрашный ястребиный взгляд. — О самовлюбленных эгоистах!

— У тебя есть какие-то причины оскорблять меня? — поморщился я.

— Боря очень много рассказывал о тебе. Даже столько лет спустя.

Сделав несколько шагов в сторону, она подошла к металлической створке на одном из окон и слегка приоткрыла ее. В помещение проникла тусклая струя света, осветив ее задумчивое лицо. Шум шагов вокруг прекратился. Туземцы, видимо, доверив мою судьбу поручившейся за меня Флорентине, скрылись куда-то во тьму замка, и вокруг нас больше никого не было видно.

— Он говорил обо мне как о самовлюбленном эгоисте?

— Да ты хоть немного знал Борю?! — вдруг рассердилась она. — Конечно же, нет! Он рассказывал о тебе с восхищением. Словно о каком-то супергерое. В его рассказах ты был просто идеальным, непогрешимым.

Красивое лицо латиноамериканки озарила грустная улыбка. Только такая скорбная улыбка, казалось, и шла к ее строгим пуританским чертам.

— Боря много фантазировал, — слегка смутился я. — Я защищал его в школе от драчливых одноклассников, только и всего. Мне это было несложно. Я был таким здоровым и спортивным, что со мной никто не рисковал задираться. Я не считаю, что Боря мне из-за этого чем-то обязан.

— Я говорила ему то же самое, — легко согласилась с такой оценкой Флора. — Но наивные и доверчивые люди часто создают себе кумиров, а собственные достоинства не замечают и не ценят. Сколько раз я говорила ему: «Боря, ты прекрасный человек. Добрый, отзывчивый. Ты сделал так много для своего селения! Ты стоишь десяти задавак, таких как этот твой Димитрис».

Я лишь усмехнулся. Доктор Лопес явно не стремилась пощадить мои чувства. Что ж, пусть так. Я достаточно толстокожий, чтобы не слишком расстраиваться из-за этого.

— А он лишь обижался, защищал тебя, — продолжила свой рассказ она. — Расписывал твои достоинства так красочно, что даже я, давно переставшая верить в сказки, начинала сомневаться: «А вдруг этот Димитрис действительно такой замечательный? Может, есть-таки в нашем мире настоящие герои?»

По губам Флорентины пробежала горестная усмешка.

— Боря готов был простить своему герою любой поступок. Ты мог напрочь забыть о его существовании, игнорировать его письма — ничего страшного. Все равно он каждому встречному готов был взахлеб рассказывать свои истории: что высокий красивый парень, победитель олимпийских игр — его школьный товарищ; что ты станешь самым лучшим полицейским, потому что ты сильный, справедливый, и всегда защищаешь слабых. Он так гордился тобой, Димитрис!

Я смущенно закусил губу, представив себе, как Боря Коваль гордо рассказывает обо мне своим знакомым. Да, это было так на него похоже! А я, признаться, так мало думал о нем.

— А ты? — словно прочтя мои мысли, спросила меня Флора, поворачиваясь от окна ко мне. — Ты знаешь хоть что-нибудь о нем? Чем он здесь занимался, хотя бы?

— Кажется, что-то связанное с выращиванием овощей, — смущенно пробормотал я, силясь вспомнить сообщения многолетней давности, которые я и тогда перечитывал вскользь.