— Это произошло в конце осени 56-го. Никакие карантинные меры не могли сдержать инфекцию. Рано или поздно она попала бы в селение, ведь поисковые экспедиции, несмотря на все меры предосторожности, все же иногда вступали в контакты с окружающими. Помнится, чтобы свалить на кого-то вину, полковник приказал расстрелять одного парня из поисковой группы, о котором говорили, что он… э-э-э… очень плохо поступил с одной девушкой во время рейда. Никто так и не знает, правда ли это — у нас тогда не было судьи и милиции, вердикты выносила разъяренная толпа. По такому вот вердикту несчастного и казнили.

— Это ужасно, — недоверчиво покачал головой я.

В Генераторном до сих пор была предусмотрена смертная казнь за особо тяжкие преступления, но последний такой случай был, кажется, лет семь назад — я его не помню. Поскольку тюрем у нас нет, преступников наказывали по-другому — штрафами, исправительными работами и лишением определенных прав вплоть до права проживать в селении.

— Всех зараженных поначалу изолировали в палатке, — продолжила рассказ Габриэла. — Немногочисленные медики, в числе которых я и твоя мама, прикрываясь респираторами, пытались оказать им посильную помощь. Вокруг «зачумленной» палатки образовалась зияющая пустота. Предводительница сектантов, «мать Мария», ходила вокруг нее и вещала, что это Господь наслал на их грешних эту страшную кару и что не будет никому спасения от чумы. Многие люди, страшась за свою жизнь, начали озлобленно толпиться у палатки совета, в которой заседал полковник со своим окружением, и требовать немедленно избавить селение от больных. С участниками этого «митинга» твой папа несколько раз пытался говорить, а один раз даже подрался, но так и не заставил их разойтись.

— И Семен Аркадьевич выгнал больных из селения?

— Наш полковник к тому времени очень ожесточился и окружил себя не менее жесткими единомышленниками. Они быстро приняли решение. Группе проверенных людей поручили «ликвидировать очаг инфекции». В буквальном смысле этого слова. Им выделили два десятка защитных костюмов, доставшихся в наследство от болгарских эмчээсников… и несколько огнеметов.

— Не могу поверить, что они действительно собирались сжечь людей живьем!

— Необязательно так, но оставлять их в живых они точно не собирались, Димитрис. Возглавить команду вызвался Марьян Наливайченко. Ты ведь знаешь, кто это.

— Лидер казаков, — кивнул я. — Которые живут на пустошах.

— Тогда он был активистом украинского ультранационалистического движения. Носил на голове чуб, называл себя «атаманом Задунайского казачества». Он был таким же суровым человеком, как Семен Аркадьевич, но более неистовым. В его глазах засела затаенная боль и ярость. Никто точно не знал, на что он способен.

— Но ведь народ не позволил такого сотворить, — выдал я, что финал этой истории мне известен.

— «Народ»? Хм, — покачала головой Габриэла. — Действительно, на пути этой жуткой «дезинфекционной команды» стала живая стена держащихся за руки безоружных людей. Но это было далеко не все население лагеря — лишь группа медиков-волонтеров, ухаживающих за больными, в числе которых мы с твоей мамой, и два десятка людей, которые пошли за твоим отцом. Куда больше было тех, кто шел следом за палачами в предвкушении скорой расправы. Но все же перед таким препятствием Наливайченко со своими людьми замер в нерешительности. Выступив вперед, твой отец предложил полевой госпиталь с больными перенести за пределы лагеря, на место одного из бывших «хуторов». Сказал, что убивать людей, у которых есть хоть призрачный шанс выздороветь — бесчеловечно и бессмысленно. Кое-кто из толпы, стоявшей за спинами «дезинфекторов», начал освистывать папу и призывать людей в комбинезонах «исполнить приказ». Но Наливайченко делать этого не разрешил. Сказал: «Мне все равно, куда больные денутся, лишь бы здесь их больше не было. Хотите — можете с ними нянчиться, сколько влезет!» И за это его решение я уважаю Марьяна до сих пор, несмотря даже на то, что произошло после.

— Хм. Никогда раньше не слышал этой части истории, — удивился я.

Атаман казаков представлен в местном фольклоре как некий «бабай», которым пугают на ночь детей. Ведь он возглавляет бандитов, которые нападают на ни в чем не повинных людей, грабят и убивают их. Странно, что он в свое время проявил милосердие. Впрочем, можно ли это назвать милосердием изгнание несчастных ослабевших людей прочь из селения?

— Так наш полевой госпиталь, который в селении нарекли «лепрозорием», был перенесен на выселки. Так же точно в древности люди изгоняли прочь из своей общины прокаженных.

— И вы, как и мои родители, отправились туда помогать больным! — это было утверждение, а не вопрос. — Я знаю, что вы пробыли там весь разгар эпидемии!

— Да. Нелегкие то были времена. Каждый день госпиталь пополнялся новыми больными. Вопреки протестам твоего отца, Катя продолжала там работать, невзирая на опасность заражения. А Володя во главе отряда добровольцев помогал охранять выселки и снабжал нас дровами для обогрева. Если бы не они — больные позамерзали бы раньше, чем их доконает болезнь. Холод и «мексиканка» были нашими самыми страшными врагами — другие враги зараженным не угрожали. Даже в январе 57-го, когда крупная ватага трое суток осаждала селение, несколько раз подбираясь под самые стены, бандиты не приближались к выселкам, над которыми был вывешен флаг со знаком «биологическая угроза», — опасались подхватить инфекцию.

— Как вы не боялись там работать? — подивился я невиданной смелости этой простой и скромной на вид женщины.

— Такая у нас, врачей, работа, Димитрис, — пожала плечами Габриэла. — Тяжелее всего было смириться с тем, что лечение не приносило заметных плодов. Эффективного лекарства тогда не существовало. Все что было под силу «сестрам милосердия» — облегчить пациентам страдания.

— Я слышал, от «мексиканки» умер каждый десятый житель селения, — прошептал я.

— Никто точно не знал, сколько сотен жизней унес мор. Умерших хоронили ежедневно, и не всегда были известны их имена и причины смерти: болезнь, истощение или обморожение. Лишь очень немногие люди, с наиболее сильным иммунитетом, переживали недуг. Первым таким человеком как раз стал твой учитель физкультуры. После трех суток горячечного бреда, во время которых его попеременно опекали мы с твоей мамой, он начал идти на поправку, тем самым подарив людям надежду. Но еще очень долго после этого у нас не было лекарств и вакцин. Только в начале 57-го поползли слухи о работе над вакциной в австралийских и малайских исследовательских лабораториях, а серийно производиться она стала и того позже. Но, в конце концов человечество победило болезнь — как побеждало многие другие прежде. В феврале 61-го Патридж объявил о преодолении пандемии, которая, по его словам, за четыре года унесла жизни порядка миллиарда человек. Так вот, Димитрис. Знай, какими людьми были твои родители! Если кто и заслужил иметь здорового сына — то это они.

— Знаете, вы не первая, кто говорит мне это, — улыбнулся я. — Я ими очень горжусь! А вы — такая же героиня, как и они!

— Ой, ну перестань, что за глупости, — она скромно потупилась. — Ладно. Не стану больше донимать тебя нравоучениями. На экскурсии тебе все расскажут. У врачей тебе делать нечего, так что беги скорее домой, и маме не забудь передать привет.

— Спасибо! — я засобирался было к выходу, но замер в нерешительности. — И… э-э-э… я еще хотел спросить вас… не знаю, удобно ли это…