Я знал об этом побольше других из-за услышанных вчера за ужином разговоров. Знал и то, что сегодня папа с председателем, комендантом и генералом Думитреску будут париться в бане, где конфиденциально обсудят какие-то свои важные и серьезные штуки, возможно, касающиеся этого их Альянса. Но я не был уверен, что все это можно рассказывать другу.

— Да, ну и что?

— А то, — выдержав значительную паузу, просветил меня Джером. — Что скоро война начнется. Папа твой знает, да тебе не рассказывает.

— Какая еще война? Ерунда. Папа говорит, что никакой войны будет.

— Будет, будет. Югославы к ней уже готовятся, пока мы с тобой языками чешем.

— Тебе-то почем знать?

— Уж я-то знаю, — с чувством собственной важности ответил ирландец. — Я, в отличие от тебя, общаюсь с разными людьми, а не только с теми, с кем мама разрешает. А люди много всякого знают.

— Снова ты про Тома своего что ли? — фыркнул я.

— Том не такой, как про него говорят. Точно так же, как и казаки! Ты-то, надеюсь, понимаешь, что никакие они на хрен не террористы?

— А кто же? — возмутился я. — Они настоящие дикари! Из-за них вообще могла начаться война еще в 57-ом году! Фактически, она и началась — столько людей погибло. А все эти годы они на машины наши нападают, людей убивают!

— Они не большие дикари, чем комендант твой со своей милицией, — глаза Джерома загорелись праведным гневом. — Знаешь, скольких они казаков поубивали?!

— Но это же совсем другое, Джером. Они нас с тобой защищали!

Друг посмотрел на меня с сожалением, как на умалишенного, и тяжело вздохнул.

— Ты, Димон, вообще ничего не понимаешь. Чтоб ты знал, нам с тобой с самого детства мозги промывают, чтобы мы думали так, как надо властям. А правда — она совсем другая.

— «Властям» — это кому? Папе моему, что ли? — тут уж была моя очередь гневаться. — Папа никому мозги не пудрит. Он честный человек, и все делает, чтобы людям было хорошо!

— Папа твой, может, и сам не знает всего, — не сдался Джером. — А может быть, он верит, что делает лучше. Только вот все равно получается плохо и несправедливо. Казаки-то вообще знаешь почему от нас отделились? Потому что на нас нацисты готовились напасть. А комендант твой, сучий пес, воевать с ними не захотел. Продал нас всех с потрохами. Что они сделали? Всю еду у голодающих людей отобрали, весь бензин запасной для генераторов, и поделили поровну: половину захватчикам, а половину Аркадьевичу твоему и его прихвостням. Зачем после этого кому-то на кого-то нападать? И так все забрали, без боя!

— Папа мне все подробно рассказал. Так нужно было, чтобы избежать насилия, — горячо возразил я. — А что, надо было, чтобы все друг друга поубивали за этот бензин? Легче б тебе стало?! А Семен Аркадьевич ничего себе не брал, неправда это. Папа говорит…

— «Папа говорит», «папа говорит»! — разозлился Джером. — Ты уж извини, Димон, но тебе не пять лет уже, думай и сам иногда. Папа твой, может, один только ничего про это не знал, его обманули все. А может, и знал. У вас вон какая квартира большая, и холодильник всегда полный, не то что у народа.

— Вон оно что, значит? — я грустно улыбнулся. — Джером, да разве я когда-нибудь для тебя жалел что-нибудь из своего холодильника? Мои родители пашут день и ночь, чтобы его наполнить. Извини, конечно, но и твой папа мог бы…

— Вот про моего папу не надо, ты только начни еще! — взъерепенился кучерявый бунтарь. — И вообще, не о том я говорю, сбиваешь меня с темы! Брал твой папа что-то, не брал, да только русским половины было мало. Они все забрать решили. Сделали вид, что уехали. А вон там, за Вороньим холмом, начали перегу… переу… перегруппировываться, вот. Готовились, Димка, нападать. Были у них даже такие грузовики, у которых вместо кузова — целая батарея ракет. Они их к селению не подкатывали, за холмом держали, под маскировочной сеткой. А тут сетку сняли и начали готовить, чтобы этими ракетами весь поселок разнести. В щепки!

— Глупости это. Казаки твои на них засаду устроили и сами без предупреждения напали.

— Это кто тебе сказал? Папа?! А казаки другое говорят. Говорят, что разведчики заметили приготовления нацистов. И, хоть силы были не равны, атаман приказал идти в атаку. А еще гонцов послал к Аркадьевичу, мол, все наши споры в прошлом, враг у ворот, воевать надо. Просил на помощь прислать войска. А тот, собака такая, не только войск не прислал, но и гонцов арестовал, побить приказал и в яму какую-то кинуть. Казаки остались сами против такого сильного врага! Убитых и раненых было видимо-невидимо, но все-таки заставили захватчиков отступить…

— Не говори только, что ты в это веришь, — возразил я.

— А ты не говори, что веришь в ту пургу, которую твой папенька гонит!

— Джером, не следует тебе общаться с твоим Томом и слушать, что там говорят какие-то казаки. Они обманывают, перекручивают все. Ты вспомни, нам в школе про это подробно рассказывали, даже схему того побоища чертили. Не так все было! И свидетелей море, даже живых еще. Что, скажешь, врут все?!

— Врут!

— Это казаки твои врут!

— Думай, как знаешь, Димон, да только вот казаки были правы, и ты поймешь это уже скоро, когда увидишь, что югославы пойдут на нас войной!