Шрифт:
– Жеребяки уверяют, что он возьмет лишь парочку единорогов и поминай как звали - на целый год. Если дракона не трогать, вреда не так уж и много. Может, оставим в покое?
Тяжелый кулак Кейджа громыхнул по столу:
– Ты что же, предлагаешь холить зад и отсиживаться в кустах, любуясь, как это чудище разоряет мое достояние?! Немедленно пошли Джоба с Элом копать ловушки!
– А что слыхать нового о Джеке? Может, он уже прикончил дракона?
– Джек глупец!
– прорычал хозяин.
– Я велел ждать, пока не устроим большую охоту. После стрижки единорогов и весенней вспашки, разумеется. Раньше я ни людей, ни жеребяков выделить не смогу. Но этот кретин проклятый, безмозглый романтик - позор моим сединам - возомнил о себе невесть что и решил в одиночку справиться с тварью, которая одним нечаянным движением хвоста может перешибить его пополам. Дураку, как и пьяному - море по колено! Он ведь у нас один такой герой! Только вот отчего этот ленивый верзила-переросток уродился еще и бесчувственным болваном! Джеку наплевать, что, лишись он своей тупой башки, горе сведет в могилу мать и старика-отца!
Слезы внезапно покатились по щекам, теряясь в густой бороде Кейджа. Задыхаясь, он вскочил и, ослепляемый слезами, выбрался из конторы. Смущенный Камаль остался созерцать свои дымовые колечки и гадать, как же все-таки сообщить хозяину воистину скверные новости.
В рукомойной Кейдж поплескал на лицо свежей холодной воды, утерся. Слезы вскоре иссякли, и плечи перестали трястись. Скинув безрукавку, Кейдж как следует вымыл шею и руки. Заглянув в зеркало, увидел там свои воспаленные припухшие глаза. Не беда, можно списать на пух, реющий в воздухе по всей округе - привычное дело в пору стрижки единорогов.
Билл парень что надо и о нервном срыве хозяина болтать не станет. Никто ничего знать не должен. Это не прибавит ни уважения, ни послушания. Хозяйством и в равной мере семьей должно управлять железной рукой в ежовой рукавице. А слезы - удел слабых женщин.
Кейдж расчесал бороду и возблагодарил Господа, что сохранил ее - не поддался новомодной дури брить щеки. Мужчина не может походить на бабу или босолицего сатира. Этот несуразный крик моды, как и прочие штучки, результат тлетворного влияния поганых жеребяков!
Едва успев облачиться в свежую фланелевую фуфайку, плохо, однако, скрывавшую волосатую грудь и солидное брюшко, Кейдж услыхал обеденный гонг. Сменив грязные башмаки на домашние шлепанцы, он направился в столовую. Войдя, остановился и обвел всех долгим взглядом.
Сыновья: Уолт, Алек, Нэл, Борис, Джим и их сестры Джинни, Бетти, Мэри, Магдалена - все дети как один послушно ожидали отца, стоя за спинками своих стульев. Раз и навсегда установленный порядок требовал, чтобы хозяин усадил первой мать - во главе стола. Два места за столом оказались пустыми.
Упреждая вспышку хозяйского гнева, Кейт быстро доложила:
– Я послала Тони к тракту - проверить, не идет ли Джек.
Уолт досадливо крякнул и усадил супругу. Он заметил, что багровая сыпь, усеявшая нежную молочно-белую кожу жены, снова воспалилась. Если не уймется сама по себе, придется захватить Кейт в Сбейптаху и показать доктору Чандеру. Разумеется, не раньше, чем закончится стрижка единорогов.
Когда Кейдж сам занял место рядом с хозяйкой и жестом позволил садиться остальным, из кухни вышел, нет - скорее вывалился Ланк Кроутан, прислуга за все. Пошатываясь, как тростник на ветру, он едва не вывалил на колени хозяину блюдо дымящегося жаркого из единорога.
– Опять надрался?
– принюхался Уолт.
– Снимал пробу с нового урожая татам? Когда только ты прекратишь околачиваться возле сатиров!
– Почему бы и нет?
– икнув, дерзко отвечал слуга.
– Они готовятся к большому празднеству. Слепой Король получил известие, что сегодня к вечеру его сын и дочь возвращаются домой с гор. Ну и понятное дело - будет много музыки, песен, плясок, шашлык из единорога, жаркое из псины, море вина, пива и занимательные истории. И, - нагло икнув, добавил он, - и никакой стрижки. Дня три, самое малое.
Уолт замер с набитым ртом:
– Это невозможно! У меня с вайирами-стригалями договор. Три дня отсрочки означают потерю чуть не половины настрига. К исходу недели единороги начнут линять - и тогда конец всему!
Изрядно покачнувшись, Ланк утешил его:
– К чему волноваться, хозяин? Вайиры позовут на помощь сородичей-лесовиков и уложатся в срок. Не впадайте в уныние! После доброго веселья и работа спорится...
– Заткнись!
– рявкнул Кейдж.
– А вы мне рот не затыкайте!
– парировал Ланк с достоинством, несколько смазанным пошатываниями из стороны в сторону.
– Моя кабала уже истекла, если вы забыли. Долг я покрыл и могу отчалить, когда заблуга... заблагорассудится. Буду говорить, что хочу и когда захочу! И вы мне в этом не указ.
– Продолжая покачиваться, он удалился на кухню.
– Куда катится наш мир!
– Вскочив в негодовании, Кейдж опрокинул стул.
– Где уважение к сединам и заслугам? Чернь совсем отбилась от рук... А молодежь!
– Он с трудом подбирал слова.
– Безбородые! Любой недоросль нагло бреет рожу и вместо пристойной шевелюры отращивает патлы! А женщины! Даже придворные дамы начали носить лифы с таким вырезом, что груди только что не вываливаются - прямо как сирены! А жены чиновников в Сбейптаху, разумеется, обезьянничают - дурацкое дело нехитрое. Благодарение Господу, что у меня дочери прилично воспитаны и такую срамоту носить никогда не станут!