Припадок закончился так же быстро, как и начался. Подбежали какие-то люди, закрыли девушку от меня и других таких же ротозеев. Через пару минут подъехала скорая.

– О, нет! Я не переношу больницы! Жутко боюсь их! – Слышу сквозь обрывки других разговоров голос Гали.

– Санек, да обошлось все. К ней сейчас в больницу родаки приедут. – А это уже мужской голос.

Что они там решают? Кто с этой девушкой поедет в скорой?

Вроде и правда все обошлось, вон ее в машину уже отвели. Но я все равно не ухожу, мне почему-то хочется услышать Морозова. А он что скажет?

– Я дождусь ее родителей. Все. Поехал.

Он прошел мимо меня, снова не заметив. Сосредоточенный, серьезный и… В общем, так пустоголовые папины сынки не выглядят. Он один поехал с той девчонкой. Всем остальным то ли некогда было, то ли еще что. Галя с парнями минуты через три после скорой разъехались каждый на своей машине.

В сквере перед универом почти никого не осталось.

Тогда я подумала, что ошиблась. И Морозов нормальный парень. Стыдно стало за свою предубежденность. Да, он мне понравился! Моя очень большая ошибка! И я за нее поплатилась.

– Де-е-евушка, ау-у! Вы платить будете? – Бойкий голос продавщицы заставляет вернуться в настоящее и вспомнить, что я не около универа стою и на дворе отнюдь не июнь.

– Да, конечно. Пожалуйста.

Отдаю деньги и медленно выхожу из магазина. По дороге еще раз рассматриваю содержимое пакетов. Нормально, еды хватит. На сегодня и на утро точно. А там папа сам решит, что нужно покупать.

Папа… Ему я этого не расскажу. Ведь он спрашивал, как мы познакомились. А это уже другая история…

– Ого! Ну ты и накупила! Не надо было столько брать. Или ты голодная? Вика?

– Я вообще не хочу есть, пап. Это тебе все.

Сажусь на табуретку и смотрю, как папа молча и очень быстро разбирает пакеты, мгновенно сориентировавшись на незнакомой кухне. Сразу вспомнился вчерашний вечер с Русланом. У них правда есть схожие черты.

– Ты не рассказала, как вы с Морозовым познакомились, – папа напоминает о своем вопросе, но я больше не растеряюсь. Я готова.

– Он позвонил мне в начале семестра, в сентябре. Представился, попросил о встрече, – спокойным тоном начинаю рассказывать папе эту историю. – Сказал, дело есть.

– Дело?

– Я сама удивилась. Пап, давай помогу.

– Не надо. Рассказывай.

– Мы встретились. Он… вел себя как нормальный. Сказал, что давно хотел познакомиться, но не знал, как подойти.

– А потом узнал и подошел? – В папиных словах зазвучала неприкрытая ирония. И я понимаю: Морозов ему не понравился.

– Сказал, что помочь захотел, да и повод представился. Нам тогда задали написать реферат по социологии повседневности. Провести исследование. До конца сентября надо сдать. Я не знаю, как он пронюхал об этом, хотя это и не секрет никакой. Рассказал, что на следующий день будет большое закрытое мероприятие с участием бизнесменов и их детей. И я смогу прийти туда, понаблюдать за ними, а потом написать работу. Никаких других студентов туда не пустят. Так что реферат у меня будет уникальным.

– Он был так убедителен? Вик, ты же во всем всегда подвох ищешь? – Папа удивленно поглядывает на меня, не забывая нарезать ветчину. – Или ты просто хотела ему поверить?

Иногда этот самый тихий и безобидный человек из всех, кого я знаю, может быть безжалостным.

– Он… не показался мне тогда таким уж… Да, я ему поверила! И я растерялась, папа! Он мне сунул в руки красивое приглашение, сказал, что его там, скорее всего, не будет. И что я ему ничем не обязана.

– А на самом деле?

– Да так все и было. Пафосное сборище для предпринимателей и их детей. Просто в соседнем зале была другая программа. Тоже с детьми, кстати. Но там была мама. Со своим… ну ты понял. Я не сразу ее увидела, а она меня ждала.

– Он тебя обманул.

– Разумеется, обманул! Я бы в жизни не пошла туда, где она! Да он этого и не стал отрицать, когда на следующий день я нашла его в универе.

– С мамой не поговорила тогда, верно?

– Ушла сразу же. Она что-то пыталась мне сказать. Пап, неужели ты думаешь, что после такой подставы я могу нормально общаться с Морозовым? Но я хочу понять, почему он продолжает меня доставать. Уж точно не от большой любви.

Папа давно уже спит, а я никак заснуть не могу. Третий час ночи, а все ворочаюсь на диване. Он безумно неудобный, но другого у нас нет, и вряд ли появится в ближайшее время. Что бы там ни говорил бугай, а жить здесь можно. Тут же вспомнилась роскошная двухметровая кровать, в которой я спала в студии Морозова. Лучше, чем там, я пока нигде не спала в Москве.

Морозов… Заноза в заднице. Сегодня так вообще выбил из колеи своим появлением. Ну хоть целоваться не полез при отце. Вечером, когда за ужином, наконец, поговорили нормально, я все ждала, когда папа скажет про Морозова и его отца. Не дождалась. Папа вообще приехал какой-то слишком спокойный, что ли. Никак понять не могу, что происходит. Он изменился за эти месяцы, что совсем не удивительно, принимая во внимание мамин уход и то, что ему резко пришлось заняться продажей своих работ. Он давно уже писал для души, что-то дарил друзьям и знакомым, но последние три года мало что продавал.