– Не буду. Только тебя совсем замучает жажда, прежде чем все кончится.

На самом деле я был безмерно рад. Раз уж она решила остаться, значит, мои возвращающиеся волосы не станут преградой на пути истинной любви. Может, это все-таки настоящее чувство, а не комплекс, заботливо выкормленный детскими переживаниями. Может быть...

...И вот я снова в таверне, в маленьком городишке Кронкруашин. Я только что выполнил предсмертную волю своей матери - навестить ее мать, которая еще была жива, когда я взошел на борт самолета, летящего в Ирландию, и скончалась в тот день, когда моя нога ступила на зеленую траву родины.

После похорон я завернул к Биллу О'Басеану, чтобы перекусить, и Билл, на голове которого красовались рога, как у техасского бычка, снял с полки, где хранил всяческие диковинки, какую-то бутылку и проревел:

– Взгляни-ка на быка, что красуется на этой стекляшке, Дэнни Темпер! Знаешь, что означает этот бык? Это бутылка, сработанная самим Гоибниу богом-кузнецом. Из нее вечно будет изливаться волшебный напиток для того, кто знает нужное слово, того, в ком скрыт Бог.

– А что случилось с владельцем этой бутылки?
– спросил я, и Билл ответил: - Господи Боже, да вот что: старые боги - ирландские ли, греческие, датчанские, россейские, китаезские и индийские - поняли, что им стало тесновато, заключили перемирие, покинули Землю и разбрелись. Только Пан остался здесь еще на пару столетий, но и он улетел на крыльях света, когда явились Новые Боги. Он вовсе не умер, как болтают умники. А затем, в восемнадцатом столетии, Новые Боги, которые к тому времени стали Старыми, решили, что и им лучше уйти, потому как места больше не стало и они стали наступать друг другу на ноги. А бутылка Гоибниу так и осталась валяться здесь, обрастая пылью и легендами. Держи ее, мой мальчик, всего за десять американских долларов. Что станешь с нею делать?

– Красиво заверну, - сказал я, - и отошлю моему старому профессору. Разыграю его. Вот весело будет, когда я скажу, что это - подлинная, неисчерпаемая бутылка Гоибниу.

И тогда Билл О'Басеан подмигнул мне.

– Да он же трезвенник. А что скажет его жена, эта старая карга и гнусная ведьма?

– А разве не будет забавно, - ответил я, - если старый профессор подумает, что это и впрямь бутылка Гоибниу?

Билл, ставший теперь Здравомыслящим, строго взглянул на меня и произнес, обращаясь к белке на своем плече:

– Смотри, о Орехоносица, этот простачок так ничего и не понял! Боженьки мои, у него даже не хватило ума догадаться, что бутылка эта с сотворения своего предназначена была Босвеллу Дурхаму! "Бос" по латыни - "бык", а "велл" - сочетание англосаксонского "виелла", что означает "фонтан", или "источник", "веллен", означающего "изливаться", и англосаксонского же наречия "уэл", имеющего значение "щедро", или "обильно", а в значении прилагательного - "здоровый". Босвелл - бьющий ключом, пышущий здоровьем и мощью бык. И, конечно же, Дурхам. Всякому ясно, что это есть знак и символ Быка.

– К тому же родился профессор под знаком Тельца, - добавил я.

И тогда бармен, ставший теперь Алисой - увы, облысевшей!
– отдал мне бутылку:

– Выпей за счет заведения!

Оказалось вдруг, что я соскальзываю по крутому скату крыши и вот-вот рухну вниз.

– Пей, пей, пей!
– визжала Алиса.
– Или сгинешь, сгинешь, сгинешь!

Но я не стал пить и проснулся со стоном. В глаза светило яркое солнце. Алиса трясла меня за плечо, повторяя: "Дэн! Дэн, что с тобой?" Я пересказал ей свой сон, в котором подлинные события смешались с видениями. Я рассказал, как купил у О'Басеана бутылку и послал ее профессору в качестве розыгрыша. Но Алиса слушала меня не очень внимательно - в каждой клетке ее организма, ее мозга билось одно всепроникающее чувство.

Жажда. Жажда, как живая ящерица с огненной жесткой шкурой, вталкивала свое раздутое брюхо в наши глотки, корчилась там, поглощая с каждым вдохом последние остатки влаги.

Алиса облизнула сухие, растрескавшиеся губы и с завистью посмотрела на купальщиков, радостно плескавшихся в реке.

– Как думаешь, мне не повредит, если я немного посижу в воде, а? спросила она.

– Будь осторожна, - предупредил я.

Слова дребезжали во рту, словно камешки в высохшей тыкве. Меня подмывало присоединиться к ней, но я даже подойти к воде не мог. Я едва справлялся с паникой, охватывавшей меня всякий раз, когда ветерок доносил с реки запах Хмеля.

Покуда Алиса, зайдя в воду по пояс, осторожно плескала ее ладонями себе на грудь, я обозревал окрестности при дневном свете. Слева располагались склад и причал. К причалу была пришвартована старая угольная баржа, перекрашенная теперь в ярко-зеленый цвет. Несколько человек, не обращая внимания на царящую вокруг праздничную суету, таскали со склада на баржу мешки и продолговатые свертки вроде мумий - то были недавно выкопанные останки покойников. Если мои сведения были верны, после церемонии их переправят на другой берег.

Это меня устраивало. Я намеревался отправиться с ними.

Как только Алиса выйдет из воды, я изложу ей свой план, и, если она решит, что выдержит до конца, мы...

Позади Алисы из воды вынырнула ухмыляющаяся физиономия одного из тех шутников, что на любом пляже подкрадываются к тебе сзади и утаскивают под воду. Я открыл рот, чтобы предупредить девушку, но было уже поздно. Да и не перекричал бы я шум толпы.

Отплевавшись и отфыркавшись, Алиса на мгновение застыла с невероятно восторженным выражением на лице, затем наклонилась и начала жадно пить, зачерпывая воду ладонями.