— Я же не расстроилась там… отец наоборот просил прощения.

— Это вызвало эмоциональный всплеск. Но ничего страшного…

— Было так больно…

— Сегодня останемся тут, я обследую тебя полностью. Если все нормально — завтра отвезу домой. Все хорошо…

***

Но домой меня никто не отвез.

Боль вернулась ночью, потом днем… и стала обычным явлением уже через пару суток. И, хоть никаких отклонений у меня не находилось, тело почему-то отторгало ребенка. Вскоре капельницы вместо завтрака и ужина вошли в привычку. Запах антисептиков и лекарств заменил воздух, а самым любимым временем стали обычные прогулки по парку вокруг. Теплый сентябрь ни одним намеком не выдал свою причастность к осеннему времени, вокруг все также зеленело и трещало на разные голоса, будто зимы в этом году никто не ждал.

Джастис жил в больнице вместе со мной. Катал меня, как инвалида, в кресле-каталке, развлекал и старался скрасить пребывание в неизвестности.

— Ты же с кем-то встречался, — напомнила я однажды утром, когда мы завтракали в моем любимом месте — на скале под кряжестой елью.

— Встречался, — рассеянно кивнул он, нарезая колбасу.

— Я хочу тебя уволить…

— Ты меня не нанимала, чтобы увольнять, — даже не дрогнул он. — Бери бутерброд и ешь.

— Я серьезно. Ты тратишь время…

— Я не трачу время. Не тебе это решать.

— Что важного во мне? Я неудачница.

— Не пори чушь, — удостоил серьезного взгляда. — Ты держишься молодцом.

— Знаешь, чего испугалась, когда заболело сильно? Что я умру. Не ребенок, я…

— И что тут такого? Обычный инстинкт самосохранения.

Я сжала губы в нитку, тяжело дыша.

— Лали, у всех беременность проходит по-разному. Но большинству есть, ради чего страдать — есть мужчина, муж или семья, которая поддержит, что бы ни случилось. Ты же страдаешь ради невинного ребенка, не желая быть связанной с теми зверствами, свидетельницей которых ты стала. Но у тебя есть и своя жизнь. И она не менее ценна, чем жизнь ребенка. Вы оба важны. И для меня — тоже.

Я с трудом расправила спину, чтобы вдохнуть, потому что после таких слов хотелось съежиться еще сильнее.

— Ты — свободный, красавчик… — прошептала упрямо. — Тебе нечего делать рядом со мной. Это уже вышло за всякие рамки…

— Как это нечего? Ты в курсе, что только к тебе прилагается настоящая вареная колбаса на завтрак?

Я прыснула.

— Вика мне ее просто так никогда не выдаст. — И он взялся за термос. — Такая только в Аджуне для больных делается.

— Представляю, какие у них завалы этой колбасы, раз я тут единственный пациент.

— В стационаре. Остальные просто ночуют дома. Но колбасу по утрам разбирают стабильно…

— Джастис, — стянула я улыбку силой воли, — я серьезно. Капельницы мне может поставить кто угодно.

— Никто к тебе не притронется кроме меня. Я хочу быть с тобой, ты меня вдохновляешь.

— А если я перестану тебя вдохновлять? — Я вдруг поняла, что уверенность в том, что рискую оправдано, сильно убавилась. А вдруг ребенок родится нездоровым, и я обреку его на страдания? Вдруг со мной что-то случится, и он останется сиротой? Когда приходила боль, страх сжимал душу в тиски.

— Это невозможно.

— Я могу струсить, Джастис.

— Трусь сколько влезет.

— Ты просто так это говоришь.

— Что бы ты не решила, я тебе помогу. Если решишь, что не можешь… — Он вдруг замялся и нахмурился. Продолжить ему стало тяжело. — Имеешь право.

— Неужели? — усмехнулась я, подумав, что это его проявление неуверенности.

— Абсолютно, — поднял он на меня взгляд. — Тебе не нужно нести это все одной.

— Что? — опешила я.

— Что слышала. Родим сначала белого медвежонка. Потом подумаем про котят…

— Ты ненормальный, — усмехнулась обескураженно я, завороженно глядя на него. Безумие этого утра начинало нервировать не на шутку.

— Мне бы так хотелось. Поэтому я не могу тебя бросить, понимаешь?

— Ну и шутки у тебя.

— Если бы…

— Если бы я была здоровой и везучей, и ты бы за мной побежал — я бы не стала сопротивляться.

— А в кресле каталке, когда не можешь никуда бежать, сможешь? — И он протянул мне чашку.

— Ты меня жалеешь.

— С чего? — покачал он головой. — Ты не умираешь. И не болеешь. А к одиноким девушкам с медвежатами у меня, видимо, генетическая слабость.

— Ты про Вику? — закатила глаза.

— Хватит меня диагностировать, — беззлобно проворчал он. — Просто услышь — я тебя не брошу. И не надо меня дергать за усы.

— Я еще ни разу не дернула, — развеселилась я. Наверное, впервые за эту неделю, полную боли, отчаяния и капельниц с уколами. — А ты покажешься мне в другом образе?

— Я видел, как ты лис шарахаешься на тротуаре…

— Тебя я не испугаюсь.

Он тепло улыбнулся:

— Ешь давай…

***

Пришла зима. Но ничего не менялось. Я не набирала нужный вес, как ни старался Джастис меня откармливать. Но с ребенком по всем показателям все было хорошо. Если бы мое тело его не отвергало…