Да бог ты ж мой, что тут такого особенного? Я ж не животное, в самом-то деле. К чему этот митинг антигринпис?! Будто Матвей только что объявил, что женится на пекинесе.

— А ты что, Сивый, ревнуешь? — рычит на него Соколовский.

— Да фигня это все, Гриня! — толкает в плечо друга Вася Зубов, — Сокол нормальный пацан, животными не балуется.

По толпе проносится мерзкий хохот, от которого я морщусь. Впрочем, как и Матвей. Голоса из толпы, теперь уже женские, продолжают свой мерзкий допрос.

— Точно!

— Кого же он тут поджидает? Уж не нашу ли зверушку?

— Еще и с цветами… аленькими…

— Уж не чудище ли ждешь?! А Сокол? — снова ржет Сивый.

— Пасть закрой, пока зубы не вывалились, — огрызнулся Матвей.

Я улыбнулась. Держит оборону. Меня ждет. Уж не знаю, как они все прознали и с чего вообще начался этот митинг за независимость, на который я явно опоздала, но теперь-то уж деваться точно некуда. Будем сознаваться.

Со всех сторон слышались смешки, крики, неразборчивые реплики не самого приятного для моей персоны содержания, но мы в принципе были к этому готовы. Пойду, встану рядом. Будем вместе отбиваться. А лучше поцелуемся всем назло.

Матвей заметно нервничал, скользя по лицам одноклассников. Напряженно сжималась его челюсть, и хмурились брови. Ситуация ему однозначно не нравилась, но меня парень все еще не замечал.

Во мне же наоборот росло необъятное спокойствие, трогательная нежность по отношению к Соколовскому и абсолютное безразличие ко всем прочим. Каждый мой шаг становился увереннее. Каждый вздох глубже.

Сейчас Матвей увидит меня и тоже проникнется этой внутренней силой и уверенностью. Им вновь завладеет уже известный глубинный инстинкт к защите, что проявился с самой первой нашей встречи. Он начнет, скорее всего, грязно материться и ломать носы каждому, кто посмеет меня оскорбить.

— Милый, да скажи ты им, чтобы уже заткнулись! Хватит церемониться с этими питекантропами! — внезапно раздался голос Кристины, и тоненькая блондинка в шубке повисла на плече Соколовского.

Я резко замерла.

Это что вообще за клоунада?

Что происходит?

— Идиоты! Какая Чебурашка?! Сокол всегда любил только меня. А мое сердечко принадлежит только Матвею. Мы вместе, придурки! Разве может быть иначе? В нашем идеальном уравнении нет места длинным ушам! Подобный бред нас просто оскорбляет! Да, ведь, Сокол?

Два ярко голубых глаза впились в Соколовского, а его же черные колодца очень вовремя таки заметили меня. Мозг отчаянно верил и надеялся, что сейчас Матвей скажет им правду. Стряхнет с плеча Кристину. Подойдет ко мне и обнимет. Скажет, что чувства у него только ко мне, а Новикова может идти ко всем чертям. Ну, или к своим дружкам-питекантропам.

Но в душе… Вернее на дне соколиных мрачных колодцев в предсмертной агонии тлели наши чувства, рождая совершенно иной ответ.

Все кончено.

Между нами все кончено.

— Конечно, — кивнул Матвей и откашлялся. А затем, сунул в руки Кристине покрывшиеся инеем чайные розы, украшенные сияющими стразами, будто слезами. — Мы с Кристиной снова вместе.

Далее слышался громкий одобрительный смех, дружные похлопывания по плечу и еще какие-то разговоры, но слов разобрать уже не получалось. В ушах с гулким шумом колотился пульс.

Что-то звонко разбилось о заледенелую плитку, разлетевшись на мелкие осколки.

Это мое сердце.

Не дождутся, чтобы я им тут плакала!

Это будет слишком большой позор, если я сейчас по-детски разрыдаюсь. Только как? Как гордо пройти мимо толпы одноклассников, мимо блестящей счастливой парочки, мимо собственной боли от предательства и унижения?

Почему?

За что?

Чем я заслужила подобное отношение?

У меня на самом деле нет ни одного ответа?

Да и нужны ли они?

Собрав в кулак все силы, что остались внутри, я, не замедляя ход, спокойно прохожу мимо улюлюкающей толпы. Меня это шапито не интересует. В их сторону не смотрю и даже головы не поворачиваю, но интуитивно ощущаю как минимум два прожигающих насквозь взгляда.

Не дождутся, чтобы я им тут плакала!

Я сейчас войду через центральный вход с гордо поднятой головой. И ни за что на свете не стану радовать этих шакалов позорным бегством. Я — не Матвей. С моей смелостью все в порядке. Я смотрю врагам в лицо. И мне не чему стыдиться, а потому нет причин отводить глаза.

Как на счастье в коридоре встречаются ребята из математического кружка. Улыбаются и поздравляют. Первые секунды даже не понимаю, с чем. На самом деле мне казалось, что после моей победы (а третье место в столь значимой олимпиаде — это в моем понимании абсолютно точно победа, ведь гранты трем финалистам достаются одинаковые) эти нетипичные дети богатеньких родителей (уж кто бы мог подумать, что и среди мажоров есть умненькие ботаники, да зубрилы) возненавидят меня. Многие из них также принимали участие в олимпиаде, но отсеялись на разных ее этапах.