Экономка появляется на ее звонок.

_Анна-Мари_. Луиза, подайте нам что-нибудь вкусное. Холодное мясо, сыр, торт - все, что есть в доме. Чай я приготовлю сама.

_Раненый_ (с внезапной подозрительностью). Богатые произносят пышные речи, похлопывают нас по плечу, угощают на вокзалах жидким кофе и дешевыми сигаретами. Издеваются они над нами, что ли? (Настойчиво.) Ведь вы не такая, правда?

_Анна-Мари_. А если бы я была такой?

Раненый с ужасом смотрит на нее, собирается встать.

_Анна-Мари_. (Смеется над его наивным испугом.) Успокойтесь. Просто вы мне нравитесь.

_Раненый_. Извините. Но богачи обычно соловьем разливаются: ты, мол, и герой, и кровь свою проливал, и всякое такое. А когда протягиваешь руку за помощью, никого дома нет. Все это так бессмысленно. Ты - калека, женщины даже не хотят смотреть на тебя, сам себе становишься в тягость. За что? Кто теперь верит в отечество? Вы верите в отечество?

_Анна-Мари_. Может быть, в этом все-таки есть какой-то смысл. Я помню одно стихотворение. Называется "Мы ждем".

_Раненый_. А, знаю. Это Томаса Вендта. Да. Хорошее стихотворение. Но иной раз, когда вспомнишь, что ты калека, - никакое стихотворение не помогает.

_Анна-Мари_. Ну вот. Чайник закипел. Посмотрим, что нам принесла Луиза. Гм. Неплохо. (Ест. Протягивает ему.) Закусывайте.

_Раненый_. Здесь так уютно, так хорошо. Красивые вещи вокруг. (Показывая на маленькую статуэтку.) Как этот дикарь язык высунул!

_Анна-Мари_. Это редкая вещь. Привезена с Явы.

_Раненый_. Странно. Чего только не бывает на свете. Вот сидишь - и около тебя красивая девушка, и она кормит тебя всякими вкусными вещами. Странно.

_Анна-Мари_. Сколько вам лет?

_Раненый_. Девятнадцать минуло. Какие у вас белые, руки. Я хотел бы дотронуться до них.

_Анна-Мари_. Почему вы этого не делаете?

_Раненый_. Вы хотели мне что-то сказать.

_Анна-Мари_. Да. Хотела. (Гладит его по волосам.) Но вы дрожите весь.

_Раненый_. Я дрожу?

Анна-Мари встает. Ходит взад и вперед.

_Раненый_. (Следит за ней взглядом.) Я никогда не знал настоящей девушки. Только таких - с улицы. В этом городе живет одна девушка, она когда-то любила меня. Но такой, каким я стал, я все не могу решиться пойти к ней. Вот уже шесть дней... (Умолкает, не спуская глаз с Анны-Мари.)

_Анна-Мари_. Почему вы замолчали? Как вас зовут?

_Раненый_. Пауль.

_Анна-Мари_ (стоит перед зеркалом, старается поймать в зеркале его взгляд, медленно.) Когда ты меня наконец поцелуешь, Пауль?

Раненый целует ее шею, плечи, грудь.

_Господин Шульц_ (входит с тайным советником). Простите. Мы помешали.

_Тайный советник_. Тысячу извинений. Следуя настойчивому приглашению господина Шульца...

_Раненый_. Кто этот господин? Что угодно этому господину? Какие права у этого господина? Неужели вы тоже из... из таких?

_Анна-Мари_ (Шульцу). Как вы смели без предупреждения?

_Господин Шульц_. Прошу без кинодрам, мой ангел. Перед господином советником нам ведь стесняться нечего. Ну, словом, прежде всего сядем. (Сидится.) Ситуация, по-моему, достаточно ясна. Я позвонил, не застал тебя: пора пить чай, мы сами себя пригласили. Твой гость нисколько нам не помешает. Правильно? Можно ли что-нибудь возразить против такого великодушного толкования вещей? (Раненому.) Кстати, ваше лицо мне знакомо. Ага! Наш гордый испанец из "Скачущего кенгуру". Феноменальная память на лица, верно? А теперь давайте чай пить. Так-то.

_Раненый_. Я ничего не понимаю. Это страшнее, чем на фронте. Я ничего не понимаю.

_Господин Шульц_. Незачем все понимать, почтеннейший. Знание - смерть или что-то в этом роде, как говорит наш великий национальный поэт. Сначала чай, затем философия, говорю я, Густав-Лебрехт Шульц, крупный промышленник из Мюльгейма-на-Руре. Великолепна эта яванская статуэтка. Не правда ли, дорогой советник? Привез ее как-то из небольшого кругосветного путешествия.

_Анна-Мари_. Хватит. Не желаю больше. Ты тогда толкнул меня в грязь. Теперь я на верной дороге. То, что я сегодня сделала и хотела сделать, это хорошо. Назад возвращаться не хочу. Уходи.

_Господин Шульц_. Гром среди ясного неба. Сорокадвухсантиметровый снаряд. Господин советник, подтвердите: я вел себя абсолютно по-джентльменски. Светский человек извиняет капризы. Смотрит сквозь пальцы на игру нервов. Но теперь точка. Я не желаю превращать мою тускуланскую виллу в бедлам. Точка.

_Анна-Мари_ (горячо). Это не каприз. Это не игра нервов. Я тебя знаю. Ты готов всякое доброе побуждение обратить в гнусность, совесть назвать игрой нервов. До чего же ты мне противен! Я привела к себе этого юношу потому, что мне жаль его, потому что я хотела сделать ему добро, потому что каждая минута радости, которую я ему дам, - это что-то хорошее, а каждая минута пребывания с тобой... срам. Потому что я хочу вырваться отсюда. Потому что я хочу назад - к Томасу Вендту.