Не совсем ясно, шла ли речь о вызове большевиков — членов Учредительного собрания — для того, чтобы открыть «конвент», не дожидаясь приезда 400 депутатов, или же для того, чтобы как можно скорее набрать 400 представителей левого крыла и таким образом оказаться в большинстве. Через несколько дней, 5 декабря, большевики запретили своим делегатам покидать пределы Петрограда. Исключение делалось только для тех, кто уезжал из города меньше, чем на сутки [50] . Эта мера, конечно же, была принята для того, чтобы из 400 собравшихся в Таврическом дворце делегатов Учредительного собрания большевиков было как можно больше. Устранение кадетов, сосредоточенных-практически только в городах, вблизи железнодорожных узлов, способных поэтому быстро прибыть к открытию Собрания, преследовало ту же цель.

Левые эсеры в общем приветствовали устранение конституционно-демократической партии с политической арены, хотя и усматривали в самом декрете потенциальную опасность для ПЛСР: практиковать террор по отношению к целой партии. Левые эсеры, кроме того, были недовольны тем, что декрет «Об аресте вождей гражданской войны против революции» в нарушение установившихся норм отношений ПЛСР и РСДРП(б) был принят большевиками без предварительной договоренности с левыми эсерами. И в этом левые эсеры также усмотрели опасный для себя прецедент. После длительного обсуждения вопроса левые эсеры решили выразить большевикам умеренное недовольство. Они внесли во ВЦИК запрос о том, «на каком основании арестованы члены Учредительного собрания, которые должны пользоваться личной неприкосновенностью» [51] .

Запрос обсуждался во ВЦИКе в ночь с 1 на 2 декабря [52] . За отмену декрета высказались Мстиславский и Штейнберг. Последний считал акт ареста кадетов «нарушением демократии» и требовал, чтобы арестовывали лишь тех, кто действительно был виновен в контрреволюционной деятельности, причем в каждом конкретном случае точные данные о причинах ареста нарком юстиции предлагал докладывать ВЦИКу. Арестованных 28 ноября кадетов Штейнберг требовал освободить для участия в работе Собрания, так как в противном случае, по его мнению, оно превратится в филиал ВЦИКа. Вместе с тем Штейнберг поддержал ленинский декрет по существу, сказав, что звание члена Учредительного собрания не должно спасать «во время беспощадной борьбы с контрреволюцией» [53] . Это половинчатое предложение было, однако, подвергнуто критике и Лениным, и Троцким [54] . Большинством в 150 голосов против 98 при 3 воздержавшихся ВЦИК принял большевистский проект резолюции, подтверждавшей «необходимость самой решительной борьбы» с партией кадетов. В резолюции далее указывалось, что ВЦИК и в будущем будет поддерживать Совнарком «на этом пути и отвергает протесты политических групп» [55] .

Под влиянием ли поражения на выборах в Собрание, или не желая извечно плестись в хвосте у большевиков (все равно численно превосходящих при голосовании любой резолюции) 3 декабря ЦК ПЛСР принял постановление о Собрании, совпадающее с позицией ЦК РСДРП (б). В нем говорилось, что отношение левых эсеров к Собранию будет всецело зависеть от решения им вопросов о мире, земле, рабочем контроле и от отношения к Советам [56] . Сходные позиции большевиков и левых эсеров дали возможность двум партиям на Втором Всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов указать в резолюции, касающейся Собрания, что если Собрание не признает за Советами право на власть, ему будет оказано противодействие [57] . В этом случае, заявил от имени левых эсеров Колегаев, «мы вступим в борьбу с ним» [58] .

На основании принятой съездом резолюции большевики и левые эсеры обратились с воззванием Второго съезда крестьянских депутатов к крестьянству. Проект этого воззвания был составлен Лениным 6-7 декабря и вечером 8 декабря оглашен на заседании съезда. Написанный в жестких тонах, проект осуждал партию эсеров и призывал крестьян отозвать из Учредительного собрак»я тех депутатов, которые не полностью поддерживают решения Второго съезда Советов и Второго Всероссийского крестьянского съезда. Левые эсеры внесли в проект Ленина несколько смягчающих дополнений [59] ; и 15 декабря воззвание было опубликовано [60] .

Не следует, однако, считать, что в вопросе о разгоне Собрания большевики и левые эсеры достигли внутри своих партий полного единодушия. В большевистской фракции против откровенного разгона высказались, в частности, члены бюро фракции Каменев, Рыков и Милютин [61] . В связи с этим 11 декабря ЦК по предложению Ленина рассмотрел вопрос о смещении бюро фракции. Ленин, поддержанный Свердловым, потребовал от фракции полного подчинения ЦК. На следующий день бюро фракции было переизбрано, а Бухарин и Сокольников назначены во фракцию политическими инструкторами. После обсуждения фракция большевиков в Собрании единогласно одобрила написанные Лениным «Тезисы об Учредительном собрании» [62] , анонимно опубликованные в «Правде» 13 декабря [63] .

В тот же день комиссар по делам Собрания Урицкий выступил с докладом «по текущему моменту» на заседании Петербургского комитета партии. Урицкий признал, что Урал «не оправдал ожиданий» и в целом большевики и левые эсеры не составят в Собрании и половины депутатов. Урицкий подтвердил, что Собрание будет созвано. Вопрос же о разгоне будет зависеть «от обстоятельств». «Разногласия с левыми эсерами теперь все уничтожились [...] — указал Урицкий, — жизнь учит их быстро и хорошо» [64] .

В середине декабря на Всероссийском Чрезвычайном железнодорожном съезде эсеры и меньшевики, напуганные объявлением вне закона кадетов, попытались прозондировать позицию левых эсеров в отношении возможных арестов эсеров и меньшевиков — членов Учредительного собрания и участников железнодорожного съезда. Левый эсер Черепанов в ответ указал, что советская власть «должна гарантировать неприкосновенность личности лишь тех приглашенных на съезд членов Учредительного собрания, которые не совершили преступления, вызывающего уголовное преследование», т. е. пересказал ранее предложенную ВЦИКу (но отвергнутую большевиками) резолюцию Штейнберга, дающую возможность различно трактовать понятие уголовно преследуемого акта, поскольку новый советский уголовный кодекс в те месяцы еще не существовал. От имени большевистской фракции съезда делегат Жук обсуждать затронутую проблему вообще отказался, и левый сектор съезда с пением Интернационала (захватив с собой знамя железнодорожного союза) покинул зал заседаний [65] .