– Перейти линию фронта? Где и как?

– По реке, по льду. Главное препятствие – застава у хутора Одинг. Там паромная переправа и рокадная дорога. Заставу будем брать в ножи.

– По льду? Полторы сотни человек? Мы же там, как вошь на голой заднице, видно за версту!

– А если метель?

– Даже не намечается! Погода прекрасная, безветренная.

– Я сказал – завтра будет метель!

“И ведь не обманул, чёрт глазастый, – стоя на берегу, восхищался поручик Грибель провидческими способностями нового знакомца. – Впервые этой зимой метёт так, что ни зги не видно! У Жоржа и тут всё продумано! Отряд движется поэскадронно, тремя колоннами, прицепившись к протянутой из начала в конец строя веревке. Захочешь – не отстанешь. Как объяснил доктор, верёвка нужна еще и как страховка на льду… Хотя, какие полыньи при таком морозе? Температура скакнула вниз, будто силилась залечь перед наступлением. Главное – не заблудиться! Для этого у авангарда компас, землемерный аршин и приказ каждые триста шагов останавливаться, сверять свое положение с трехверстовкой.”

– Ну что, поручик, с Богом! – подал голос доктор и скинул свою партикулярную шинель, под которой оказалась ладная форма гауптмана.

“Ты смотри, как будто всю жизнь её носил!” – ворохнулась мысль в голове поручика. Он сам в этом маскараде из-за своего слабого немецкого удостоился только невыговариваемого звания официрштельфертретера. “Слава Богу, что хоть такая форма нашлась, а то пришлось бы изображать пленного вместе с корнетом Балаховичем”.

Поручик Грибель с сожалением расстался со своей теплой бекешей. Летящий, казалось, со всех сторон снег радостно проникал сквозь все швы немецкого эрзаца зимней одежды. Накинул балахон, пристроился в колонну. Доктор настрого запретил командирам идти в голове и не одобрил ссылку на пример погибшего атамана.

– Уважаемый Виктор Федорович, – обратился он к Грибелю максимально тактично, когда они остались наедине, – я прекрасно вижу, что вы вели войну в стиле Дениса Давыдова, но сто лет назад условия были абсолютно другими. Современные средства наблюдения и связи, глубокая линия фронта, ряды колючей проволоки сделали вашу «кавалерийскую консервативность» неэффективной. Она свела к минимуму боевой потенциал и привела к неоправданно-тяжёлым потерям отряда. Пора писать новые наставления по рейдовому и диверсионному делу. У вас есть все возможности сделать это. Умоляю – хватит лезть на рожон! Идти с шашкой наголо на пулеметы – дело храброе, но малополезное. Себя погубите, отряд обезглавите, поставленную задачу не выполните. Ну и в чем тогда смысл пролитой вами крови?

«Бред какой-то! Ерунда, – возмущался Грибель, слушая Жоржа, – это не война уже, а бухгалтерия!” Внутри поручика сопротивлялась школа Драгомирова, но полуторагодовая окопная практика шептала исподволь: «Доктор прав! Кругом и во всём! Надо учиться воевать по-умному!»

Заунывно заныло сухое дерево. Поручику стало не по себе от тоскливого звука, словно кто-то незримый открыл и закрыл дверь, не входя. Пора!

Снег скрипит под ногами. Дым из трубы последней прибрежной сторожки кидает из стороны в сторону, сбрасывает вниз, прижимает к земле и рассеивает у прибрежных сосен. Ветер срывает хвою, и снег летит, летит… Отряд ступает след в след, двигаясь единой массой и дыша, словно огромное чудовище. Ни смеха, ни шуток, как обычно во время похода. Только вьюга шумит тревожно, по-особому, будто кричит одиноко гусь, отставший от стаи. Холодно и неуютно.

Генерал от инфантерии Радко Дмитриев, проводив взглядом последнего бойца отряда особой важности, некоторое время смотрел ему вслед, силясь хоть что-то разглядеть в снежной круговерти.

– А ведь они с такой погодой подойдут вплотную к немецким позициям, и никто их не увидит, – прищурив глаза от снежной пыли, заметил начальник дивизиона сторожевых кораблей Балтфлота, назначенный командовать речной флотилией, капитан первого ранга Александр Оскарович Старк.

– На том и строится весь расчёт, – кивнул генерал. – Непогода. Праздник. Немец гостей не ждёт. Я бы тоже воздержался от артподготовки и постарался взять хотя бы первую линию обороны в штыки.

– Скажите, Радко Дмитриевич, вам не страшно доверить командование передовым отрядом совершенно неизвестному партикулярному чиновнику? – задал неожиданный вопрос моряк.

– Да нет, – пожал плечами генерал, – не страшнее, чем ваше распоряжение о выделении целого обоза дров, отправленного вслед за отрядом.

– А это не дрова, – надулся каперанг, – это маяки для обозначения фарватера. Начнём, как только их зажгут.

– А если не зажгут?

– Отложим начало движения флотилии до рассвета. В темноте, в метель посадим корабли на мель на радость немецким артиллеристам. Хоть вы и выделили нам лоцманов из местных рыбаков, но всё же я не хотел бы рисковать вверенными мне судами…

– К сожалению, я лишен такой роскоши – ждать, – вздохнул генерал, – цепи уже покидают окопы. Начнут одновременно с отрядом ровно через час. Интересно, где сейчас Адриан Иванович?

– Ведёт эскадру в бой, – вздохнул моряк, явно желая быть там, а не заниматься сухопутными делами, и, посмотрев на часы, добавил, – линкоры проходят траверз Колки.

– Линкоры?

– Адриан Иванович вывел в море обе бригады, в сопровождении крейсеров, тральщиков и эсминцев.

– Остаётся только молиться, чтобы всё у нас получилось…

Седой и важный бургомистр задумчиво смотрел на проплывающие мимо него странные айсберги. “Удивительно, – казалось, думала чайка. – Севернее, где ночь длится полгода, они белые, а тут почему-то грязно-серые, и вслед за ними тянется жирный чёрный шлейф…” Пару раз чайка-бургомистр пролетала сквозь чёрное облако и чуть не задохнулась. “Не попасть бы снова в него”. Из расщелины, куда забилась птица, спасаясь от непогоды, была хорошо видна вся акватория у мыса Колка. В упавшей с неба темноте очертания проплывающих скал расплывались, скрадывались, и не было возможности определить, сколько их там.