— Ты хочешь спасти вообще всех?

— Да, Рональд, я хочу помочь всем кого можно спасти! Однако твой тон заставляет меня думать, будто я делаю что-то плохое?!

Гермиона мгновенно начала злиться. Парень поперхнулся кофе и не говоря больше ни слова осторожно обнял невесту. Правильно, молчи.

— Извини, я не имел в виду ничего такого. И уж точно не ставил под сомнение твои стремления. Просто вся эта эпопея с эльфами закончилась всего лишь пару месяцев назад. Ты очень вымоталась, потому что отдаешь всю себя работе. Я просто беспокоюсь за тебя, — после пятиминутной тишины сказал он, целуя невесту в висок.

— У нас в руках новый мир, я хочу успеть сделать его правильным и хорошим, прежде чем опять придёт какой-то тиран и захватит власть, подмяв все под себя. Пока я могу работой влиять на судьбы существ, меняя их в лучшую сторону, я буду бороться, — запальчиво произнесла Гермиона, её глаза при этом монологе странно блестели, а рука совершала в воздухе резкие движения. Все бы ничего, но вовремя тирады девушка держала в руке нож, измазанный в ореховой пасте и Рон успел испугаться за кончик своего носа.

— Распределяющая шляпа никогда не была более права, чем в твоем случае, — засмеялся и коснулся её губ нежным поцелуем, стараясь успокоить будущую жену.

Глава 2, в которой жарко и холодно

Всегда после этих снов Гермиона не могла должным образом собраться с мыслями, они то и дело перескакивали к сгинувшему егерю. Она была уверена в том, что он погиб в Битве. Невилл достаточно точно описал всех сподвижников Волдеморта, которые пришли к мосту и самолично видел, как длинноволосый мужчина в клетчатых штанах падал вместе с разрушенным мостом прямо в грохочущую бездну. Говорят, что тел насчитали очень много, но опознать удалось далеко не всех.

Гермиона не вникала в подробности того, как поступили с телами. А зря. Увидеть труп егеря — ей определенно стоило, чтобы знать наверняка. На текущий момент она могла лишь уповать на его смерть. При всем ее человеколюбии, она желала бы видеть его мёртвым. За себя, за Гарри, за Добби. Шрам на руке напомнил о себе, она привычно потерла его, пытаясь стереть буквы впечатанные в кожу. Грязнокровка. НИЧЕГО не вышло.

Возможно стоило бы воспользоваться Обливиэйтом и решить эту щекотливую проблему раз и навсегда. Она пару раз уже даже подносила палочку к голове, но каждый раз её что-то останавливало. Гермиона обещала себе помнить всё, через что им пришлось пройти. Все ужасы войны она бережно хранит в своей голове, чтобы больше никогда не допустить подобного. Она помнит, чтобы ценить то, что имеет сейчас. Маленький уютный домик в центре Лондона, жениха и живых друзей.

А этот егерь всего лишь какая-то фиксация на не здоровом возбуждении. Пусть это будет чем-то типа подростковой травмы. Говорят, женщине нужна червоточина. Грязный маленький секрет. Вот пусть он и будет её червоточиной, заставляющей бороться с самой собой и всем миром.

Кроме того, была ещё одна причина не прекращать эти сны. Нужно глубоко копнуть червоточину и погрузиться в самый тёмный уголок сознания, само существование которого привело бы Гермиону в ужас. Она бы никогда это не признала этого сама, но сны доставляли ей извращенное удовольствие. В некотором смысле егерь был большим джентльменом, чем Рон, он всегда заботился о том, чтобы Гермиона получила полное удовлетворение от близости. Её секс с будущим мужем был очень нежным, но пресноватым. Не сильно искушенный в любовном искусстве, Рон мог совсем позабыть о ней в процессе. Он кончал всегда, а она — нет.

Естественно, Гермиона читала книги и анатомический атласы и знала, как все должно происходить в теории, но на практике дела обстояли иначе. Она попыталась поговорить с Роном о том, как ей нравится, чтобы он её трогал, но даже эти сверхоткровенные разговоры не возымели успеха. Рон ходил исключительно проторенной дорожкой. Сделав все по ее разумению возможное, Герми отпустила ситуацию и оставила подсознательного любовника у себя в голове.

Конечно, она тяготится виной перед Роном за адюльтер во снах, но с другой стороны его как бы и не существуют, ведь егерь мёртв. Она спит рядом с будущим мужем и никогда не допускала мысли о других мужчинах. Да, её подсознание считает иначе, но она ж борется с ним! Хоть и неизменно проигрывает.

Первые пару лет она отказывалась этому настойчивому шепоту, он терся словно кот вокруг её метафизических ног. Заманивал, обещал, завлекал. Просто тёмный силуэт из памяти. Этот голос из подсознания она чувствовала в реальности телом. Иногда он был лишь размытым пятном, порой превращался в змея, проталкивающего ей в рот кусочки отравленного яблока.

Но однажды она сдалась.

Змей вышел из тени, она увидела его лицо, которое успела досконально изучить в темноте леса Дин, когда он с силой вдыхал ночной воздух, смешанный с её парфюмом. Эти секунды длились целую вечность. Лицо жестокого человека с высокими скулами и четкими губами. Его прямой хищный нос жадно тянул её запах. Колени дрожали, она старалась унять сердцебиение. В ушах стоял шум, будто она со скоростью метеорита падала на самое дно Марианской впадины. Тонула в своем страхе и смятении.

Тогда, пять лет назад он ушёл, а во сне — остался. Набросился как собака на кость. А она… разрешила. Ощущения были столь реальны — его горячая, очень горячая кожа, упрямые, злые губы, сминавшие ее рот в диком поцелуе. Что-то искрило между ними, злой рок притягивал их друг к другу.

Никогда в своей реальной жизни Герми не чувствовала подобной всесжигающей страсти, такой жажды плоти и проникновения. Он прижал её к стволу дерева и разорвал ее рубашку. Сильные руки с цепкими пальцами исследовали ее с таким усилием, что будь у неё физическое тело, оно бы покрылось синяками тут же.