– Чем я могу вам помочь?

– Вы спуститесь в бункер, Мейдж, на две-три минуты, не больше. Если с вами ничего не случится, вы будете свободны.

Она внимательно смотрела на него.

– Я думаю, войти туда - значит умереть. А я не хочу умирать.

– Вы хотите остаться здесь до конца жизни? Несколько дней тому назад...

– Тогда у меня был тяжелый день. Иногда это бывает. Но я хочу жить, даже здесь, если нельзя иначе.

– Слушайте, Мейдж. О смерти нечего и говорить. Я буду вас страховать снаружи. И просто вытащу оттуда, если вы потеряете сознание. За одну секунду не умирают. Я обвяжу вас веревкой и вытащу.

– Иначе этого проверить нельзя?

– Нельзя. Ну так как?

Она не ответила.

– Это важно и для вас. Кроме меня, никто поставить опыт не решится. Все вы здесь боитесь Эгберга. Не возражайте. Это видно. А чтобы проделать этот опыт, одного человека мало. Вспомните о Бертольде. Если б его тогда кто-нибудь вытащил, он жил бы и сейчас. Но он пытался сделать это один.

– Пытался?

– Я так думаю. Он должен был заметить то же, что и я.

– Я боюсь, профессор, но попробую. Если я умру - это останется на вашей совести.

Мольнар ждал, что она улыбнется, но она смотрела на него так же серьезно, как и раньше.

– Когда вы хотите попробовать, профессор?

– Сейчас. Вы можете? Веревка готова.

– Хорошо. Только сменю платье.

– Зачем?

– На всякий случай...

– Послушайте, Мейдж, перестаньте дурачиться. Пошли!

На этот раз она улыбнулась.

– Хорошо. Пошли. Не бойтесь, профессор. Это решено.

В институт они вернулись порознь и встретились на лестнице, ведущей в подвал. Рядом с широкими ступенями шел бетонный пандус, оканчивающийся у входа в бункер. Мольнар еще раньше приходил сюда и спрятал здесь веревку, сделанную из двух коротких шнуров, связанных морским узлом и служивших для опускания гардин в его комнате. Мейдж даже не проверила узла. Он крепко обвязал ее в поясе, так что она едва могла дышать, а потом несколько раз дернул веревку, чтобы проверить, выдержит ли она.

– Готово, - сказал он.

Мейдж без колебаний вошла в бункер. Он переждал несколько секунд, потом спросил:

– Что вы чувствуете?

– Пожалуй, ничего. Только жарко.

– Это от волнения...

Он смотрел на часы. Прошла минута.

– А сейчас?

– Ничего. Совсем ничего.

Через пять минут, когда она вышла из бункера, он знал, что был прав.

– Мы выиграли, Мейдж, - сказал он, развязывая веревку. В полумраке он видел ее лицо.

– Значит, я свободна?
– медленно спросила она.

– Да.

– Это прекрасно, профессор, - она резко повернулась и побежала по пандусу наверх, к светлому прямоугольнику выхода.

Мольнар свернул веревку, спрятал между ящиками и пошел вслед за девушкой по ступеням. На половине дороги он увидел сандалию.

* * *

Итак, поля не было. Теперь он мог попросту выйти за ограду, спуститься вниз в городок. Какой-нибудь корабль наверняка забрал бы его, а через пять-шесть дней он был бы уже дома, если за это время его комнату не сдали кому-нибудь другому. Но ведь Бертольд умер, и это его беспокоило. Мольнар был уже немолод и никогда не действовал слишком поспешно. Он решил повторить эксперимент. "Теперь туда войду я, а Мейдж будет страховать, - думал он. Только хватит ли у нее силы, чтобы вытащить меня, если я потеряю сознание". Он решил, что подумает об этом после ужина. Но после ужина пришел Эгберг.

– Я думаю, профессор, нам пора поговорить, - сказал он и сел в кресло, сняв с него какие-то вещи Мольнара.

– Давно жду.

– Раньше я не мог, потому что еще не знал результатов анализов. Теперь у меня есть полная картина состояния вашего организма.

– Полная?

– Да. Мы установили это достаточно точно. Оказалось, что мое решение было правильным. Состояние вашего организма не оправдывает вживления автономного сердца.

– Как это понимать?

– Ваше теперешнее сердце работает от внешней энергии, вырабатываемой генератором силового поля института. Поэтому вы не можете покинуть институт.

– И вы не намерены дать мне автономное сердце?

– Нет.

– Люблю прямые ответы. Но это беззаконно. Я не давал согласия на такую операцию.

– Я спасал вашу жизнь и выбрал ту систему искусственного сердца, которая у меня была. Вы знаете так же хорошо, как и я, что ни один судья в этом случае не присудит меня даже к штрафу.

– Но я имею право заменить сердце.

– Разумеется. Если закупите автономную систему, а также оплатите расходы, связанные с пересадкой.

– Вы же знаете, Эгберг, что это нереально.

– Знаю.

– И как долго вы собираетесь меня здесь держать?

– Отключить ваше сердце я не могу, потому что это поставило бы под угрозу вашу жизнь. К тому же это наказуемо. Я мог бы, разумеется, передать вас в государственный институт, но, учитывая наше длительное знакомство, это отпадает...

– Значит, до смерти?

– Будем говорить открыто, у вас нет других перспектив, профессор.

– Зачем эта откровенность? Я и так прекрасно понимаю.

– Я говорю это не без цели. Ваша кровеносная система и почки в скверном состоянии. Кроме того, я подозреваю наличие новообразования в печени. В сумме два-три года жизни.