— Хорошо, уговорил. — согласилась Ника. — Что еще?

— А тебе мало? — усмехнулся я. — Еще, например, я хочу верить, что мы сможем обрести союзника в ее лице.

— Ты шутишь?! — вспыхнула Ника, да так, что аж румянец на щеках проступил. — Повторяю — она тебя убить хотела!

— В ней говорили эмоции. — я покачал головой. — Ты же сама слышала, что она говорила про задачу их отряда в рамках операции — справиться малой кровью. То, что Юля настолько вышла из себя — это ее личные заморочки. Возможно, на нее так действовал их газ, возможно, что-то еще… В любом случае, она действовала вопреки приказу, и за одно только это ее по головке не погладят даже ее же собственные работодатели. А с другой стороны — я, который оставил ей жизнь, хотя она уже была готова к смерти. Она ждала ее. Она тоже считала, что я должен ее убить.

— А ты весь такой благородный. — фыркнула Ника.

— Скорее расчетливый. Теперь Юля усомнится в собственной интерпретации событий и моего места в них. По крайней мере, она будет знать, что не все реадизайнеры участвуют в заговоре против людей, и самое главное — что в нем не участвую я. И, когда нам понадобится ее помощь, есть весьма ненулевой шанс, что мы ее получим.

Ника подняла одну бровь:

— Ты хотел сказать «если». Если понадобится.

Я повернул голову и посмотрел ей прямо в глаза:

— Я хотел сказать то, что сказал.

Ника поджала губы и отвернулась. Хоть спорить не стала и с вопросами лезть тоже.

Может, она и сама поняла, что в мире закручивается спираль таких событий, что не разгрести не то что мне в одиночку, не то что нам вдвоем, а и тысячи таких пар как наша — не хватит.

Даже несмотря на то, какая это ужасающая сила — две тысячи реадизайнеров. Не хватит.

Особенно если учесть, что эти две тысячи на самом деле окажутся одной тысячей и еще одной тысячей. И интересы этих двух групп будут конфликтовать.

До леса мы добрались без приключений, хоть в это и трудно было поверить поначалу. Все казалось, что в любую секунду нас могут снова окликнуть со спины, или даже просто пристрелить без лишних разговоров. Оглядываться я не мог из-за того, что меня почти что волокла на себе Ника, и они не могла потому же. На всякий случай я держал на спине слой прановой брони на случай, если кто-то действительно тихой сапой пристрелить нас.

Если же на нас со спины нападет еще один Иллюзионист, тут, конечно, прана не спасет. Но, к счастью для нас, нападение Иллюзиониста мы услышим точно — им как минимум придется до нас добежать.

Но шаг следовал за шагом, мы разменивали метр за метром, а нападать никто не торопился. Лес постепенно приближался и наконец мы ступили в тень зеленых пышных крон.

Ника хотела заняться моей ногой прямо тут, но я отказался, объяснив, что пока что мы в лесу исключительно формально, и по идее надо пройти еще дальше, чтобы нас хотя бы не было видно со стороны, потому как процесс лечения явно не будет быстрым.

Поэтому мы поковыляли дальше. Скорость движения, разумеется, резко снизилась — несмотря на то, что лес находился на территории и под контролем академии, им не то чтобы занимались. Говоря строго, им вообще никто не занимался, разве что натоптанные студентами и преподавателями тропинки давали понять, что здесь вообще бывают люди.

Но и по тропинкам с моей ногой идти было не очень удобно — постоянно попадались то ямы, то наоборот торчащие корни, а кое-где тропинку зажимали с обеих сторон колючие кусты, между которыми легко можно было пройти по одному, но никак не в формате сиамских близнецов.

Поэтому, когда мы добрались до ручья, через который было переброшено замшелое бревно, и решили наконец сделать привал, из сил мы выбились оба — и я, и Ника.

— Тяжелый ты, боров. — выдохнула Ника, упала на четвереньки возле ручья и сунула туда лицо, громко фыркая.

— Не пей только! — предупредил я, сидя рядом. — Вдруг там зараза какая!

— Вот еще! — фыркнула Ника, растирая воду по лицу. — Я слишком упарилась, пока тебя волокла! А если чем-то и заражусь — не страшно, вылечусь! И тебя вылечу, если что… Ну, по крайней мере, помереть не дам. Так что пей тоже.

Я вздохнул и тоже переполз поближе к водоему, зачерпнул ладонью из ручья и выпил.

Пить действительно хотелось.

Надеюсь, Ника знает, что говорит.

Напившись, мы приступили к починке моей ноги. Я очень осторожно, что было особенно тяжело из-за опухоли, стянул кроссовок, снял носок, закатал штанину и первым делом погрузил ступню в ручей, чтобы хоть немного охладить ее и снизить боль. Помогло не то чтобы сильно, но всяко стало полегче.

Если никино лечение сейчас будет подразумевать вправление и сращивание костей, то это «полегче» мне пригодится.

На лечение Ника потратила полчаса и половину запаса праны. Все, чего она смогла достичь за это время — уменьшить отек до такой степени, что я смог натянуть кроссовок обратно, и приглушить боль до уровня, достаточного для того, чтобы я смог стоять и даже медленно ходить. Что там у меня срослось или починилось в ступне, затруднялась ответить даже сама Ника — как ни крути, а в целительстве она все еще оставалась неумелым новичком.