Я ошибалась. Для Эвелин тема очень даже важна. Просто о вещах огромной важности она может говорить небрежно, как бы мимоходом. Но прямо сейчас, в этот самый момент, когда она так подробно излагает свой подход к некоторым специфическим пунктам, я понимаю – это настоящее. То, что сейчас происходит. Она и в самом деле намерена рассказать мне историю своей жизни – историю, наполненную в том числе суровой, неприглядной правдой, кроющейся за ее карьерой, браками, имиджем. Она ставит себя в невероятно уязвимую позицию и дает мне громадную власть. Почему, этого я не знаю. Но это не отрицает того факта, что она дает мне эту власть. И моя работа заключается сейчас в том, чтобы показать, что я достойна ее и буду обращаться с ней, как со святыней.

Я откладываю вилку.

– Теперь ясно. Извините, если вела себя легкомысленно и несерьезно.

Эвелин отмахивается от моих извинений.

– Сейчас вся культура такая, легкомысленная и несерьезная. Стеб да и только.

– Вы не против, если я задам еще несколько вопросов? Как только мы со всем определимся, я сосредоточусь исключительно на том, что вы говорите и что имеете в виду, чтобы вы чувствовали, что вас правильно понимают и что никто, кроме меня, не подойдет лучше на роль хранительницы ваших секретов.

Моя искренность обезоруживает ее. Она пробует салат.

– Можете начинать.

– Если я опубликую книгу после вашей смерти, какую финансовую выгоду вы предвидите сейчас?

– Для вас или для меня?

– Давайте начнем с вас.

– Я ни на какую финансовую выгоду не рассчитываю. Не забывайте, меня здесь уже не будет.

– Да, вы упоминали об этом.

– Следующий вопрос.

Я наклоняюсь к ней и, заговорщически понизив голос, говорю:

– Это может прозвучать невежливо, но каким временем мы с вами располагаем? Не придется ли мне придерживать написанную книгу несколько лет в ожидании вашей…

– Кончины?

– Ну… да.

– Следующий вопрос.

– Что?

– Следующий вопрос, пожалуйста.

– Но вы не ответили на предыдущий.

Эвелин молчит.

– Ладно, пусть так. На какую финансовую выгоду стоит рассчитывать мне?

– Вот это уже куда более интересный вопрос. Я даже недоумевала, почему вы так долго его не задаете.

– Что ж, спросила.

– Сколько бы дней это ни заняло, мы встретимся с вами еще несколько раз, и я расскажу вам абсолютно все. После этого наши отношения закончатся, и вы будете свободны – или, точнее, связаны обязательством – написать книгу и продать ее тому, кто больше предложит. Я настаиваю на этом. Будьте безжалостны и упорны во всех переговорах. Заставьте их заплатить столько, сколько они заплатили бы белому мужчине. А потом, когда вы ее продадите, все деньги, до последнего пенни, будут вашими.

– Моими? – недоуменно спрашиваю я.

– Выпейте воды. Вы побледнели, еще в обморок упадете.

– Эвелин, ваша авторизованная биография, книга, в которой вы расскажете обо всех ваших семи браках…

– Да?

– Такая книга принесет миллионы долларов, даже если я не стану торговаться.

– Вы станете торговаться. – Она с довольным видом отпивает воду.

Так или иначе вопрос необходимо задать. Слишком долго мы ходили вокруг да около.

– Но почему вы делаете это для меня?

Эвелин кивает, словно ожидала, что я спрошу ее об этом.

– Пока считайте, что это подарок.

– Но почему?

– Следующий вопрос.

– Я серьезно.

– И я серьезно. Следующий вопрос.

Нечаянно роняю вилку на скатерть цвета слоновой кости. Масло просачивается в ткань, и та темнеет и становится более прозрачной. Рубленый салат – вещь восхитительная, но в нем многовато лука, и я уже чувствую, как жар моего дыхания пропитывает воздух. Что же такое происходит?

– Не хочу показаться неблагодарной, но думаю, у меня есть право знать, почему одна из самых знаменитых актрис всех времен выдергивает меня из мрака безвестности и предлагает заработать миллионы долларов на ее биографии.

– Как сообщает «Хаффингтон пост», я могу продать свою автобиографию за двенадцать миллионов долларов.

– Господи.

– Любопытным хочется знать.

То, как Эвелин ведет себя, с каким удовольствием шокирует меня своими заявлениями, показывает, что это демонстрация силы. Ей нравится демонстрировать небрежность в вещах, которые меняют жизнь других людей. Не есть ли это определение власти? Наблюдать за тем, как люди убивают себя из-за чего-то, что ничего для тебя не значит?

– Двенадцать миллионов – это много, не поймите меня неправильно… – говорит она, и ей даже не нужно заканчивать предложение, потому что мысленно я уже сделала это за нее. Но не очень много для меня.

– И все-таки, Эвелин? Почему? Почему я?

Эвелин смотрит на меня с каменным лицом.

– Следующий вопрос.

– При всем уважении, вы не очень-то честны.

– Я предлагаю вам шанс заработать целое состояние и взлететь на самый верх в вашей профессии. Я не обязана быть честной. По крайней мере, если именно так вы это определяете.

С одной стороны, все как будто бы элементарно. Но в то же время Эвелин не дала мне абсолютно ничего конкретного. Присвоив эту историю, я в худшем случае могу лишиться работы. В данный момент работа – это все, что у меня есть.