Пойдут, еще как пойдут! Изумрудная потрусила к нам, припадая на одну ногу, и стразы на ее платье заискрились в солнечных лучах. Нас разделял бассейн и еще метров тридцать асфальта, но система не подвела, четко отобразив профили бездушных — «нулевки». Но даже так — массой задавят же!

Я распахнул широкую дверь, и мы с Сергеичем оказались на кухне. Щелкнула дверь, захлопываясь.

В нос ударил запах гниения, от обглоданного трупа сотрудницы поднялся рой мух. Ближе ко входу стояли печи, по потолку тянулась гофра вентиляции. Особо не заморачиваясь, стены кухни обтянули дешевой обшивочной доской, в народе называемой «вагонкой». С середины и до двух узких окон в торце громоздились холодильники и шкафы, тележки-столы на колесах с посудой и протухшей едой. Площадью помещение было метров пятьдесят.

— Блокируем вход, — распорядился я, оглядевшись в поисках предметов, что могли бы нам помочь. — Потом свалим через окно.

— Тьфу ты… — Сергеич снова выругался. — Чего бы просто не свалить?

— Не отстанут, а ты щас бегаешь не быстрее черепахи.

На его лице прорезался страх — осознал, что далеко не уйдет, да и с перекошенной спиной боец из него так себе.

Взгляд мой остановился на канистре с маслом, и губы расползлись в улыбке — вспомнилась идея устроить крематорий для бездушных. В нашем отеле это было чревато пожаром, а сейчас самое время и место!

Баррикады моей задумке только помешают, зомби-«нулевки» могут и не сообразить нажать на ручку, чтобы дверь открылась.

— Отставить! — скомандовал я, хлопнул по карману, нащупывая зажигалку, метнулся к канистре, кивнул Сергеичу на окна: — Стой там. План есть.

Свинтил крышку, удостоверился: в канистре именно то, что нужно. Электрик поковылял к окнам, а я принялся разливать горючее по полу и переместился в середину помещения, когда в дверь ударили.

— Чё делать будем? — пробормотал Сергеич.

— Вылезти в окно сможешь? — спросил я, не отрываясь от своего занятия.

— Смогу. Ты эт… холодильники полей. Ох, они горят!

Я распахнул пару холодильных установок, поморщившись от вони тухлых продуктов, плеснул туда масла.

— Значит, выбиваешь стекло… — Он замахнулся, я крикнул: — Не сейчас! По команде! И стоишь у окна с той стороны, понял? Не даешь им вылезти.

— Какого…

— Так надо, Михал Сергеич, — сказал я.

— Ну, это правильно, — ответил он, сообразив, что я задумал.

— Даду-дадуда, даду внедреж! — выплыло вдруг из кладовой памяти и полилось безудержным бредовым потоком: — Ширше — это неправильно. Ширее — правильно!

— Чего? — удивился Сергеич.

Мне было не до ответа — двигаясь по кухне, я азартно и щедро разливал масло от стены к стене, а когда добежал до конца помещения, где стояли тележки, крикнул:

— Бей!

Зазвенело стекло. Я встал у входа и распахнул дверь ровно тогда, когда Сергеич вылез на улицу. Не мешкая рванул к нему, оглядываясь на бросившихся за мной девушек-зомби в разноцветных платьях. Блондинка в ярко-розовом мини растянулась на масле, и товарки побежали по ней, ступая куда придется. «Да откуда вас столько? — изумился я. — Это что, модельное агентство на отдыхе? Или эскорт на вахте?»

В середине кухни я задержался, схватил тележку и толкнул в толпу бездушных. Та их ненадолго остановила, так как обогнуть препятствие они не сообразили. «Все как всегда, — ухмыльнулся я мысленно. — Если красивые — значит, дуры!»

Но заминка продолжалась недолго — красавицы заполонили кухню, за их спинами замаячила пара мужских торсов. Как же самцам — да не слететься на такую красоту?

— Место женщины — на кухне! — подбадривал себя я, загораживая проход двумя тележками, а у самого поджилки тряслись.

Все не старше двадцати. Злата, Агнесса, Цветана… Кто вы, красавицы? Сербки? Болгарки? Полячки? Чешки? Рада, Христина, Анжелика, Виталина… Полина, Любовь, Надежда и Вера. Ясно, и наши тоже, а вообще — сборная Восточной Европы. Или все наши, учитывая, что уже давно модно называть девочек странными именами, и чем экзотичнее, тем лучше?

Девчонки перли на тележки, как на амбразуру, скаля зубы и тараща белесые глаза.

Самая проворная взгромоздилась сверху, но я оттолкнул ее и рванул к выбитому окну, за которым ждал Сергеич.

Выскочив на улицу, сунул ему биту:

— Не выпускай их!

А сам забрал его вилы, оббежал здание, вошел внутрь. Только не оборачивайтесь, бездушные, вперед смотрите! Сел, чиркнул зажигалкой, пытаясь поджечь масло. В фильмах так красиво: чирк — шлеп — ба-бах! Тут же все пальцы опалишь, пока пламя займется…

Еще и два мужских торса, толстых и шерстяных, заметили меня и потрусили на выход. Твою ж налево! Гори! Да загорайся же!..

Ш-шух!

Вспыхнуло синеватое пламя, дохнув жаром. Огненной стеной отделило меня от бездушных.