– Вот вы мне все и разъясните, леди, – совершенно спокойно присаживаясь в кресло, ответила на это я. – Пока о моем положении никому не известно. И может так случиться, что сиротка из приюта святой Агнессы в принципе не станет брать на себя никаких обязательств, – в этот момент на лице Валери появилось такое нечитаемое выражение, что я немного занервничала и заговорила куда миролюбивей: – Как я успела заметить, моя жизнь в опасности уже не первый год, не то что день. И несколько часов особо ситуацию не изменят.

Стейн застыл в шаге от меня, не прикасаясь, не говоря ни слова, но я чувствовала его поддержку, его защиту как стену, закрывающую меня от всего мира. Какое невероятное чувство – осознание безопасности, покоя, защиты. Что тебе ничего не угрожает и весь мир рассыплется, если вздумает преодолеть эту стену. Я едва подавила в себе порыв хоть прикоснуться к нему, хоть взять за руку. Только взгляд, полный благодарности за то, что он здесь, со мной.

– Упрямство – наша фамильная черта, – вздохнула бабушка, присаживаясь на диванчик, и, вынув из ридикюля мундштук, принялась вертеть его в руках. – Давно бросила это губительное пристрастие, – пояснила она в ответ на мой непонимающий взгляд. – Но привычка… думается легче. Что ты хочешь знать? Спрашивай, мне, похоже, скрывать уже нечего.

– Расскажите все. С самого начала, – попросила я, и голос от волнения сорвался.

Лицо Туманной Розы стало грустным, задумчивым, даже морщины стали глубже, отчетливей, словно само воспоминание выпивало ее силы и добавляло лет.

– Все началось задолго до твоего рождения, Лилиана, – начала она. И Стейн молча обнял меня за плечи, ненавязчиво успокаивая и поддерживая. – В тот день, когда Сердце треснуло и по миру разлетелись осколки. Твои отец и мать были одними из многих, кто искал части Сердца по всему континенту. Пока они занимались поиском, другие удерживали треснувший артефакт за счет своей силы, магии. И отдавали себя полностью. Артефакт поглощал их одного за другим, – при этих словах ладони Стейна на моих плечах дрогнули, и я сжала его пальцы, пытаясь хоть так поддержать. – Ушло несколько лет на то, чтобы собрать части Сердца. В тот день… последний день, когда я видела свою дочь живой, а тебя… вообще в последний раз, она прислала мне весточку. Всего несколько слов… – на глаза женщины навернулись слезы, но она перевела дыхание, беря эмоции под контроль, и процитировала: – «Я выполнила задание. Скоро все будет хорошо. Мы направляемся во дворец Трейнхолд на прием. Самое ценное – в моем сердце». Она написала только мне, чтобы не выдать тайны и не сорвать всей операции. Я выучила на память каждую черточку в этом письме. И на следующий день пришло второе послание, в котором меня уведомили, что на экипаж четы Эдерсон-Гроссе совершили нападение. Супруги мертвы, маленькая дочь – пропала. Что примечательно… у Лилит… вырвали сердце… – леди Эдерсон перевела дыхание и умолкла.

Мы не подгоняли ее, не задавали вопросов, понимая, как тяжело ей дается каждое слово. Но ответ напрашивался сам – предатель был даже в стенах замка Эдерсон.

Из недр моей памяти, словно клочки предрассветного тумана, выплывали обрывки воспоминаний. «Ты – мое сердце», – нежно повторял счастливый женский голос. И внутри что-то заледенело от окончательного осознания…

– Леди Эдерсон, вы полагаете, можно было вживить осколок в тело? – все же прервала я затянувшуюся паузу.

– Да, – словно придя в себя, кивнула бабушка. – Есть способ. Его разработал отец нынешнего советника Глори. Лилит некогда была ученицей герцога Глори, а нынешний советник даже пытался за ней ухаживать, но она выбрала графа Гроссе…

Валери нахмурилась, понимая, что сказала нечто важное, даже не заметив этого. Но я уже смотрела только на Стейна.

– Осколок не на мне, а во мне, – озвучила я мысль, которая пришла нам, судя по его взгляду, одновременно.

Стейн поджал губы, явно обдумывая все, что сказала Валери Эдерсон, молча наполнил наши чашки уже порядком остывшим чаем и только после обронил:

– Ваш рассказ многое проясняет. К примеру, почему артефакт поиска указал тогда на Линду. Но я так и не смог выяснить, где именно осколок. Даже в казематах.

– Казематах? – возмущенно вскинулась бабушка, наградив Бенджи таким взглядом, что ему следовало бы сквозь землю провалиться, и стиснув в руках мундштук с такой силой, что тот затрещал. – Как так?! Наследницу Эдерсон!

Но Стейн даже не взглянул на герцогиню, продолжив абсолютно спокойно:

– Если я не ошибаюсь, вы не так давно тоже не особо заботились о комфорте и репутации Адалинды, раздавая слезливые интервью “Коирскому сплетнику”, – хмыкнул он, справедливо осадив Туманную Розу. – Итак, если Лилит Эдерсон-Гроссе была ученицей советника Глори, то это объясняет, для чего было это убийство его сына и попытка выставить меня убийцей. Полагаю, советник имеет представления или какие-то материалы, что позволили бы нам извлечь осколок.

И это было бы прекрасно. Если бы не одно “но” – советник не захочет иметь дела с убийцей сына. А я уверена, что те, кто так старался подставить бастарда и сделать кровными врагами Глори и Стейна, постарались предпринять все, чтобы советник и на порог не пустил Бенджамина.

– Вот только вряд ли он захочет с тобой разговаривать, – озвучила я то, что повисло в воздухе тяжелым молчанием. – Полагаю, что и мне путь в дом советника закрыт. Официально я твоя возлюбленная, – бабушка на это сердито засопела, но предпочла не комментировать это утверждение. – Он не поверит в то, что я вдруг оказалась выжившей Адалиндой Эдерсон-Гроссе.

– На тебе Теналь-Мао – перстень принадлежности к роду, – между прочим напомнила бабуля. Отчего я поежилась. В моей голове все еще не укладывалось, что я вдруг оказалась наследницей целого герцогства, законнорожденной Эдерсон. И уж тем более сложно было всерьез принимать Туманную Розу как бабушку. Мне даже неловко было смотреть на нее, хотя она буквально поедала меня взглядом, словно пыталась высмотреть что-то важное или убедиться в том, что все это реальность, а не выверт подсознания. – Этот перстень откроет тебе любые двери, дорогая. Но лучше не показывать его никому, пока ситуация не разрешится. Это опасно для тебя в первую очередь.