***

После того рокового дня жизнь Архипова пошла совершенно по другому руслу. На следующий день всех девятерых повели в баню и переодели в красноармейское обмундирование, почти новое, но без знаков различия. Из сарая всех прошедших проверку перевели в барак, где было тепло и на каждого имелась постель. Кормить состоявшихся убийц стали не объедками от стола немецких солдат, но и наравне сними. Передвигаться поодиночке им было запрещено, везде ходили только строем. Воинских знаков различия не было, но на рукаве шинели каждый носил белую повязку. Командовал ими немецкий унтерофицер немного знающий русский язык. В сложившейся ситуации знание немецкого очень пригодилось Архипову и немец командовал взводом изменников в основном через него. Оружия им пока не доверяли. После выдержанного накануне "экзамена" им дали дня на то, чтобы они обустроились на новом месте и привели себя в порядок. Эта небольшая передышка была большинству из них как нельзя кстати. А потом началась их "работа", если то, что они творили, можно назвать таким хорошим словом. Немцы заставляли предателей, в основном, выполнять карательные акции против военнопленных, а они как правило носили массовый характер и были практически ежедневными. Кто из них не выдерживал ужасного ритма кровавых оргий, тот с пулей в затылке навсегда исчезал в овраге. На деле получалось, что проверку быть убийцей он проходил чуть ли не каждый день. Архипов ежедневно так "работал" молотком, что порою было трудно поднять утром уставшую руку. Со временем их взвод пополнился и в нем было в среднем около двадцати человек. Эта цифра не была постоянной по известной причине. Целый месяц немцы только и знали, что заставляли их убивать и убивать своих соотечественников. Руки каждого предателя из их взвода были в буквальном смысле по локоть в крови. Архипов уже не ощущал в своей душе сочувствия или жалости к невинным жертвам, для него лишить человека жизни стало обыденным делом. Через месяц, прежде чем выдать всему взводу изменников оружие, их по-одному вызывали в домик к обер-лейтенанту, где с каждого сняли отпечатки пальцев и взяли подписку о сотрудничестве с немецкой администрацией. На каждого было заведено личное дело. В своем деле Архипов увидел фотографии, на которых он с молотком запечатлен на фоне убитых им военнопленных, там же были и документы, которые у него изъяли при пленении. Сергей в душе побаивался визита к обер-лейтенанту, не ожидая от него для себя ничего хорошего. Но с Архиповым офицер был приветлив и не только предложил стул, но и угостил ароматной египетской сигаретой.
– Я наслышан о твоей старательности и исполнительности. Мы немцы видим в тебе человека, который будет преданно служить нашему фюреру и Великой Германии. Я сам видел как мастерски ты работал молотком круша черепа своим бывшим товарищам. Притворяться так - просто невозможно. Я доволен тобой, думаю, что ты не подведешь меня и впредь.
– Рад стараться, господин обер-лейтенант,- вскочил со стула Архипов, сжимая в ладони дымящуюся сигарету.
– Садись, садись и слушай меня внимательно. Одна из вышестоящих организаций требует от нас трех проверенных в деле человек из числа бывших военнопленных. В бумаге говорится, что они, желательно, должны говорить по-немецки, ну если не говорить, то хорошо понимать немецкую речь. Я хочу в числе этих троих человек направить тебя.
– Рад стараться, господин обер-лейтенант,- вновь вытянулся по стойке "смирно" Сергей.
– Я вижу, что не ошибся в выборе. Садись и слушай, а кого из взвода ты порекомендуешь на два оставшихся вакантных места?
– Смирнова и Измалкова, господин обер-лейтенант,- без раздумий четко произнес Архипов, вновь вскочив со стула.
– Я полностью полагаюсь на тебя. Вы, все трое, завтра же будете отправлены поездом, за старшего поедет унтер-офицер Шварц. Смирнову и Измалкову пока ничего не говори. Только запомни - мою хорошую рекомендацию данную тебе нужно подтверждать ежедневно. Будь таким же старательным каким я видел тебя здесь. Так что Архипов не забывай, что это с моей легкой руки из тебя получился верный слуга фюреру.
– Благодарю вас, господин обер-лейтенант,- вновь вскочив щелкнул каблуками Сергей. Офицер улыбнулся и добавил: - А теперь свободен, но помни и там куда я тебе посылаю служи старательно как и здесь.
– Слушаюсь, господин обер-лейтенант. Архипов, щелкнув каблуками, четко повернулся и не медля ни секунды вышел из кабинета. По дороге в казарму он думал над словами обер-лейтенанта и никак не мог придумать куда тот посылает их и зачем? Сергей пытался разгадать эту задачу, размышляя над ней до самого отбоя, но не дано ему было предвидеть то, что готовит ему судьба завтра.

***

Вечером, за пятнадцать минут до окончания рабочего дня в кабинет к Мошкину постучался майор Зарубин. Увидев его в дверях Николай Федорович произнес: - Виктор Тимофеевич, проходите, не стесняйтесь. Мошкин оставил в покое бумагу, которую только что просматривал. Зарубин прошел в кабинет и сел на один из ближайших к столу стульев. Николай Федорович выжидающе посмотрел на майора. Тот встретившись взглядом с полковником, заговорил: - Я перевернул всю картотеку, но ни одного пальчика идентичному тому, что дали мне вы не нашел.
– Неужели все оказалось напрасным?
– Надежда осталась только на центральную картотеку.
– А ты отослал туда запрос?
– Все сделал как учили, теперь остается только ждать результатов. Новость, которую принес ему майор, Мошкина конечно расстроила, но не настолько, чтобы это мог заметить Зарубин.
– Ладно, Виктор Тимофеевич, не будем вешать нас от первой неудачи.
– Честно говоря, у меня теплилась слабая надежда на то, что удастся установить хозяина пальчиков пользуясь только нашей картотекой.
– Но теперь-то мы знаем, что у нас погибший своих отпечатков не оставлял - это успокаивает. Спасибо за работу.
– Благодарить меня не за что, ведь результата нет никакого.
– Я думаю, вы проделала свою работу не зря. Будем надеяться, что поиски в центральной картотеке будут более удачными. Думаю такое резюме тебя вполне устроит?
– Вполне, ведь это лучше чем признать неудачу.
– Что еще можешь сообщить после просмотра своих карточек?
– Николай Федорович, я знаю только свою картотеку и целыми днями сижу как проклятый в кабинетной тиши. Ожидать от меня чегото сверхъестественного просто не приходится,- сказал Зарубин вставая со стула.
– Ничего, Виктор Тимофеевич, не прибедняйся ваша скучная возня с карточками тоже приносит иногда большую пользу, чем целая оперативная бригада. Ведь и тебе приходилось вычислять преступника не выходя из кабинета?
– Бывало и такое, но не так часто как бы нам хотелось.
– Ладно, брось, не отчаивайся, мы только в самом начале поиска и конечно все будет получаться не так как нам нужно. У тебя уже все рабочий день закончился?
– Да, на сегодня достаточно - время вышло. Я сейчас забегу к себе и сразу же домой.
– Неплохо, а мне еще надо идти к Говорову.
– Не буду вас задерживать, товарищ полковник. До свидания. Мошкин протянул Зарубину руку и сказал: - Всего доброго. Когда дверь за капитаном закрылась, Николай Федорович подошел к столу и вытащил сигарету из пачки лежащей на краю пепельницы. Размяв ее двумя пальцами, он не торопясь прикурил и, бросив спичку в пепельницу, подошел к окну. Идти к генералу не хотелось, скорее всего из-за того, что он топтался на месте и не продвинулся в расследовании преступления ни на шаг. Могила на кладбище в Северном микрорайоне оказалась с секретом. Кто-то хотел надежно спрятать тру, но нелепая случайность сделала тайное - явным. Этот "кто-то" сделал все возможное, чтобы труп бомжа больше не видел белого света, но судьба распорядилась по-своему. Этот "кто-то" наверняка уже знает, что труп эксгумировали и теперь будет делать все, чтобы только милиция не смогла до него докопаться. Сложилась парадоксальная ситуация, когда преступник в силу сложившихся обстоятельств оказался в более выгодном положении, чем он следователь. Со дня убийства и захоронения трупа прошло достаточно много времени - более месяца. Потерянное время всегда на руку преступнику. Как наверстать упущенное и возможное ли это дело Мошкин не знал, у него не было уверенности. Из всей достоверной информации по делу известной ему, Мошкин сделал один очень важный вывод: преступник совершивший это преступление находится где-то неподалеку, возможно он даже работает на кладбище. Посторонний, живущий далеко, не в Северном микрорайоне, мог только закопать труп, а этот еще и следил за состоянием могилы. Он несколько раз поправлял могилу, разрытую собаками, а это возможно только в одном случае - если он живет или работает неподалеку. Значит нужно искать. Искать среди работников кладбища и жильцов близлежащих домов. Нужно не терять драгоценного времени, а прямо, завтра, с утра, вместе со Скребневым начать работу. Сигарета начала жечь пальцы, быстрым шагом Мошкин вернулся к столу и погасил ее в пепельнице. Поправив волосы и галстук, Николай Федорович направился к двери - нужно было идти к генералу. Закрыв дверь, он твердым шагом, человека принявшего важное решение, направился длинным коридором к шефу.

***

Дом изнутри оказался гораздо просторнее, чем могла показаться снаружи. Стены прихожей были оклеены обоями с красивым восточным орнаментом. Девушка шедшая впереди вдруг громко сказала: - Папа, тут к тебе пришли, иди встречать гостей. На эти слова из зала показался Егор одетый в синий спортивный костюм. Он снял очки, в которых только что смотрел телевизор и теперь близоруко смотрел на вошедших, пытаясь определить кто они. Дочь с любопытством ожидала, глядя из-за его плеча на то, как будут развиваться события дальше. Александр понял заминку хозяина дома посвоему и решил помочь Митрофанову.
– Здравствуй, Егор, не узнаешь гостей - давненько мы не виделись? После этих слов лицо хозяина озарила улыбка, он, видимо, узнал кто явился к нему. Со словами: - Сашка, ты ли это?
– он шагнул к гостю и обнял его. Встреча получилась теплой - бывшие однокурсники, похлопывая ладонями по спине, долго тискали друг друга в объятиях. Когда Александр освободился и перевел дух, первыми его словами были: - Я думал, что ты меня не признаешь.
– Что ты говоришь, как можно не узнать своего старинного друга. Проходите в зал, а то что ж мы тут в коридоре стоим.
– Спасибо, сейчас пройдем,- отозвался Александр и шагнул в комнату, где работал телевизор. Переведя взгляд на Неретину, он шагнул к ней навстречу со словами: - Здравствуй, Светлана, ты такая же какой я видел тебя в институте. И вначале узнал тебя, а уж потом только признал Сашку.
– Здравствуй Егор, а ты все такой же льстец как и в студенческие годы. На тебя время тоже не влияет.
– Вы проходите в зал, я сейчас вам все расскажу и вот только потом поймешь изменило меня время или нет. Наташа,- обратился он к дочери,- пойди позови мать. Пусть она оторвется от дел, тут видишь к нам какие гости пожаловали.
– Хорошо,- сказала дочь и скрылась за дверью. Неретины прошли в зал, где было шумно от громко работающего телевизора и уселись в мягкие удобные кресла. Сам Егор, приглушив телеприемник, опустился на диван и глядя радостными глазами на гостей произнес: "Какие же вы молодцы, что догадались приехать ко мне. после твоего письма я даже сам подумывал как-нибудь до вас добраться. Рассказывайте, как доехали и вообще все о себе. Я рад что вижу вас. Не успели Неретины разговориться, как хлопнула входная дверь, а спустя мгновение в зал вслед за Наташей вошла такая же белокурая женщина.
– Здравствуйте,- поздоровалась она с любопытством посмотрев на сидевших, остановила свой взгляд на Егоре, как бы требуя от него поддержки. Митрофанов оказался на высоте и правильно поняв взгляд жены произнес: - Вот моя супруга, Настя, познакомьтесь, а это давнишний друг мой с женой. Я тебе о них рассказывал. Мило улыбнувшись, Настя сразу же нашлась: - Вы тот самый Саша, который помогал моему мужу хорошо учиться?
– Да, тот самый, но только помощь в учебе была обоюдной.
– Я знаю,- просто согласилась Настя и повернувшись к Светлане спросила,- а это ваша жена?
– Познакомься, Настя, ее зовут Светланой, думаю, вы найдете общий язык. Женщины пожали друг другу руки после чего хозяйка выключила телевизор и опустилась на диван рядом с Егором. Беседа носил оживленный и непринужденный характер. Активное участие принимали и женщины, но в основном это был диалог двух мужчин. Единственным и очень внимательным слушателем была Наташа, которая с интересом наблюдала своих помолодевших родителей вспоминающих годы своей молодости. Увлеченные разговором, они словно забыли обо всем на свете, стараясь обговорить все, что произошло с каждым из них за эти долгие годы. Настя бросив взгляд на настенные часы ойкнула и сказала: - Да вы посмотрите, времени уже час дня, а мы еще не завтракали. Пойдем, Наташа, приготовим что-нибудь, а то гости с дороги, а одними разговорами сыт не будешь.
– Настя, я тоже пойду вам помогу, а то, что же я тут одна с мужиками останусь?
– А, и в самом деле пошли, пусть они тут без нас разговоры поводят. Женщины удалились на кухню, а мужики поговорив немного вышли на улицу, где покурили и выгрузили из машины привезенные Неретиным гостинцы. Чтобы скоротать время, Егор предложил Александру посмотреть его тепличное хозяйство, куда они и направились.

***

Архипов уснул сразу же, после отбоя, стараясь не думать о том, что уготовано ему судьбой. Самовнушение ему помогло и до подъема он спал спокойно - без кошмарных сновидений. Сразу же после завтрака появившийся унтер-офицер Шварц отозвал всех троих и повел их на склад к каптенармусу. Тот выдал им поношенное немецкое обмундирование, на котором отсутствовали воинские знаки различия. Белье было хоть и хорошо выстирано и отглажено, но, видимо, было снято с погибших солдат вермахта. Об этом свидетельствовали тщательно заштопанные отверстия от пуль и осколков. Здесь для каждого получили сухой паек на трое суток. Сложив продукты в вещмешки, они напоследок зашли в казарму, чтобы взять свои личные вещи. После этого направились на железнодорожный вокзал, куда добирались пешком. В свободном зале ожидания унтер-офицер оставил их, а сам направился к коменданту станции. Пробыл он там недолго, но как оказалось все же успел за это короткое время оформить проездные документы. Поезда пришлось ожидать около двух часов - это время они дремали на неудобных диванчиках в абсолютно пустом зале ожидания. Дорога оказалась длинной и утомительной. Прежде чем добраться до пункта назначения им пришлось сделать три пересадки. За время поездки всем четверым пришлось мерзнуть то в товарном вагоне, то трястись в теплушке, и даже несколько часов провести в пассажирском вагоне оставив позади с десяток перегонов. В дороге ничего интересного не случилось, но от зоркого глаза Архипов не ускользнуло, что унтер-офицер Шварц увозил их на Запад в глубокий немецкий тыл. У Сергея даже мелькнула мысль отправить своих попутчиков на тот свет, а самому, с документами унтер-офицера, попытаться пробраться на восток к своим. Он может и осуществил бы эту дерзкую идею, но у Шварца не было с собой их личных дел. Педантичные и расчетливые немцы предусмотрели и эту вероятность и, видимо, документы в пункт назначения отправили по другому каналу. А если бы завладеть своим личным делом, уничтожить компрометирующие его фотографии и подписку о сотрудничестве с немцами, то со своими документами можно было бы пробраться к своим. Сергей понимал всю нереальность своих мечтаний, даже если бы все и получилось с личным делом, но его у унтер-офицера не было и потому приходилось отдать самого себя в распоряжение судьбы. На третий день они добрались до небольшого сильно разрушенного городка, который оказался польской станцией Малкинья. Здесь пересекались железные дороги, идущие из Варшавы, Белостока, Седлеца и Ломжи. Вдоль Западного Буга на восток от Варшавы тянутся пески и болота, стоят густые сосновые и лиственные леса. Люди избегают песчаных узких проселков, где нога увязает, а колесо уходит по самую ось в глубокий песок. Места здесь унылые и пустынные, селения очень редки. На седлецкой ветке в шестидесяти километрах от Варшавы располагалась крохотная полузабытая Богом станция Треблинка. Здесь среди песка и сосен на пустыре окруженным со всех сторон лесом располагался трудовой концентрационный лагерь. Таких лагерей немцами на окуппированной территории было построено многие сотни, если не тысячи. Люди начали поступать в лагерь в 1941 году, сюда немцы подбирали и изменников, предателей, которые были просто необходимы в штате лагеря. Территория концлагеря была аккуратно разбита на ровные прямоугольники. Бараки выстроены под линеечку, дорожки посыпаны песком и обсажены молодыми сосенками. Немецкая бережливость и расчетливость чувствовалась во всем. Лагерь существовал как отдельное производство, здесь было все: пекарня, гараж, парикмахерская, баня, бензоколонка, склады и прочие службы для немецкого персонала. Здесь чувствовалась педантичная тяга к порядку, мелочная расчетливость, все было предусмотрено и разработано до малейших деталей. Как позднее узнал Архипов, через лагерь за год должно было проходить около двадцати тысяч человек, в основном, поляков. Люди здесь нещадно эксплуатировались, за малейшую провинность следовало неотвратимое наказание - смерть. В лагере было большое количество мастерских: сапожная, швейные, мебельная и другие. Человек не мог прожить в лагере более полугода - он просто не выдерживал этого ада чисто физически. Вот здесь и должны были продолжать свою службу фюреру Архипов и двое его друзей. Увидев территорию огороженную колючей проволокой с вышками и пулеметами, Сергей сразу понял все. Сдав своих подопечных, унтерофицер Шварц отбыл восвояси, а дежурный офицер вызвал дневального и отправил трех прибывших вахманов устраиваться на жилье и становиться на довольствие. Барак для них располагался вне лагеря по соседству с домиками в которых проживали эсэсовские офицеры. Барак был просторным и светлым, но заселен только наполовину, об этом говорили пустые кровати с голыми сетками. На получение постельных принадлежностей и прочие хлопоты ушло не столь много времени, но в день прибытия их никто не беспокоил. К работе они приступили только на следующий день. Каждый из трех понимал какая специальность у них будет здесь.

***

В открытое окно автобуса врывался свежий утренний воздух и упругой струей ударялся в лицо Николая Федоровича. Пассажиров с рейсовом автобусе в этот ранний час было не очень много и при желании Мошкин мог пересесть на другой диванчик, где было не так ветрено, но он сознательно не делал этого. Прохладный воздух, впитавший в себя ночную влагу доставлял ему удовольствие. Николай Федорович наслаждался ветерком полузакрыв веки и крепко сцепив пальцы обеих рук на поручнях. Вчерашнее совещание у генерала Говорова продолжалось не более часа. Только отпустив всех он разговорился с Мошкиным. Своей несколько наигранной веселостью, он как бы хотел поддержать следователя, по лицу которого без труда угадывалось, что расследование фактически стоит на месте. В таких случаях Говоров умел не только слушать подчиненных и помочь им советом, но и в непринужденной беседе поднять настроение, вселить в человека уверенность. Николая Федоровича он выслушал с большим вниманием и его план поиска, в общих чертах, одобрил. Поговорив они расстались с твердым убеждением, что все предпринятое ими сделано правильно, но поиск нужно активизировать в противном случае дело безнадежно "зависнет". Скрипнув тормозами, автобус остановился и Мошкин оторвавшись от своих мыслей торопливо выбежал на улицу. Остановка находилась от областного УВД в трех минутах ходьбы и это расстояние Николай Федорович преодолел в приподнятом настроении, радуясь свежести утреннего воздуха. Ответив на приветствие дежурного офицера, он остановился и попросил чтобы тот направил к нему капитана Скребнева, как только тот появится в управлении. Поднявшись к себе в кабинет, сразу же прошел к столу и позвонив в гараж вызвал служебную машину. Положив трубку, стал ожидать Скребнева, которому еще вчера приказал взять заключение патологоанатомического исследования трупа. Настольные часы показывали начало восьмого. Николай Федорович сверил их с тем, что показывали его наручные - расхождение составило почти целых пять минут. Наручные, в массивной золотой оправе - подарок начальника УВД, отличались особой точностью хода и, как правило, в корректировке не нуждались. Подведя стрелки, он несколькими энергичными движениями завел пружину хода и вновь поставил часы на прежнее место перед собой. Рука Мошкина уже потянулась к пачке сигарет, когда раздался стук в дверь.
– Да, войдите.
– Разрешите, товарищ полковник?
– Входи, входи,- пригласил Николай Федорович, увидев в дверях Скребнева.
– Здравствуйте,- капитан закрыл дверь и не мешкая прошел и сел на один из свободных стульев.
– Что показало вскрытие?
– Как мне сказал судмедэксперт, смерть наступила от удушения и только спустя три-четыре часа тело закопали. Следов борьбы или каких-то повреждений на теле нет, как-будто несчастный повесился сам. Оказалось, что он задушен опытной рукой.
– А разве можно установить и такое?
– Эксперт утверждает, что петля затянута так, что, видимо, узел был подведен под ухо. После того, как у жертвы выбивают опору из-под ног, она сама, своим собственным весом, ломает себе шейные позвонки. А у трупа сломаны именно шейные позвонки.
– Что еще поведал тебе эксперт?
– Он рассказал, что им, еще в университете приводили пример из опыта одного южноамериканского палача. В этой англоязычной стране смертная казнь осуществляется только через повешение. Так вот, этот палач, если желал, чтобы жертва меньше мучилась, затягивал петлю таким же образом - узел под ухо. Тот, кто убил бомжа знал это и, видимо, хотел уменьшить страдания человека, которого лишал жизни.
– Да, это очень интересный комментарий эксперта.
– Вскрытие установило, что убитый находился в сильном опьянении, в его желудке находилось около двухсот граммов водки. Повесили его на тонком шнуре или электропроводе, об этом свидетельствует характерный след оставшийся на шее убитого. Вот, в основном, и все самое важное, что дало нам вскрытие.
– Вы заключение взяли у них или нет?
– Нет, оно не было готово. Итоговый документ вскрытия они обещали доставить вам сегодня, ну, от силы, завтра.
– Понятно. Сейчас мы с тобой поедем в Северный микрорайон. Вот возьми фотографии убитого, раздашь из участковым инспекторам, возможно, таким образом, мы сможем установить личность убитого. Ч, тем временем, займусь людьми работающими на кладбище. Мошкин выложил из ящика стола солидный пакет с фотографиями и протянул его капитану.
– Я постараюсь все организовать на должном уровне.
– Поедем вместе, я уже вызвал машину,- сказал Мошкин и встал изза стола.

***

Теплица встретила их сочной зеленью уже начинающих созревать огурцов. Плети растений с огромными листьями располагались вертикально, они карабкались вверх, цепляясь за длинные веревочные поводки.
– Вот, Сашка, смотри чем я на досуге занимаюсь. Теплица представляла собой капитальное строение в сорок пятьпятьдесят квадратных метров и была эта площадь сплошь занята под огурцами.
– Да, молодец, Егор, все у тебя поставлено на широкую ногу. И большой доход ты от этого имеешь?
– Честно сказать, теплица дает мне доход превышающий в два раза ту зарплату, что я получал за год работы агрономом в "Гипроземе". Так что я перешел на рыночные отношения гораздо раньше, чем стала нас агитировать официальная пропаганда. Позднее, когда я перестал работать и стал пенсионером по инвалидности, заниматься в теплице стало труднее, но оставить это увлечение я не смог. Правда, все теперь здесь делают жена и дочь, а я состою при них консультантом. После выхода на пенсию, два года я нигде не работал, но потом стал подумывать о дополнительном заработке. В настоящее время я на постоянной работе и приношу в семью неплохие деньги. Если сказать тебе, то ты не поверишь, где я сумел пристроиться.
– Где не работать лишь бы денежки платили, но все-таки интересно, где?
– Тут неподалеку есть городское кладбище, вот я туда и устроился работать сторожем.
– Ну, ты, Егор, даешь! Действительно, нашел местечко, и не страшно?
– Знаешь, когда мне предложили пойти туда, вот как и тебе сейчас, мне не по себе стало, а потом привык - и ничего. Да там страшного ничего и нет - отсидишь сутки в дежурке, а трое дома. И время свободное есть, и зарплата какая никакая, а каждый месяц. Дома, ведь сам знаешь, стены заедят, а тут хоть какая, а перемена "декораций", да и деньги дома не лишние.
– Я бы не осмелился пойти работать на кладбище.
– Пойми, в этом даже есть резон.
– Что ты имеешь в виду?
– Не секрет, а дома приходится каждый день трудится и столько сколько надо, будь ты хоть трижды инвалид. Работая вахтером на кладбище я предоставлен сам себе и если сказать честно - отдыхаю. Ведь за эти сутки можно и книгу почитать и выспаться, а придешь домой принимайся за настоящую работу.
– Но ведь наверное скучно там?
– не удержался от вопроса Александр.
– Скучному человеку на любой работе скучно. А если ты оптимист, да и к тому же человек наблюдательный, то скучать некогда будет. Там на кладбище, соприкасаешься со многими людьми, которые потеряли родных или близких им людей. И сам начинаешь по-другому смотреть на жизнь, на то, что и ка делаешь. Эти размышления побуждают по-новому взглянуть на общечеловеческие ценности, помогают занять беспристрастную позицию в извечной борьбе добра и зла.
– Ну, Егор, тебя послушать, то получается, что ты не только дежуришь, но и философствуешь.
– Получается так. А кто оставшись наедине с самим собой не размышляет о смысле жизни, не задумывается над тем, что он успел сделать на земле сам и что ему еще предстоит сделать? У нас с тобой, Сашка, наступает возраст переосмысления, когда к своим поступкам, делам и даже мыслям нужно относиться более критически и более взвешенно. Или ты со мною несогласен?
– В этом я с тобою полностью согласен, но сколько помню себя, всегда старался поступать по-совести.
– Вот и хорошо, но, все равно, сделать ревизию своих добрых дел, мыслей, всегда своевременно и полезно. Я конечно не навязываю тебе свое мнение, но если ты к нему и прислушаешься, то хуже от этого не будет.
– Возможно ты и прав, я как-то об этом не думал.
– А я, работая сторожем на кладбище, невольно наблюдаю за теми людьми, кто работает там, кто часто посещает могилы своих близких. По тому, как люди относятся к посещению могил своих родственников и близких, можно судить как они относились к ним при жизни. Те, кто боготворили своих жен, детей, матерей, и после кончины не забывают о них. Такие люди часто навещают кладбища, ухаживают за могилами, приносят цветы, до конца своих дней скорбят об умерших. А есть такие, кто и раз в год, на пасху, не удосужится появится у могилы своего отца или матери. Что может быть ужаснее фактического отказа таких людей от доброй памяти к усопшим родителям?
– Егор, плохо, что забывают умерших, но в повседневной жизни мы порою видим как дети отказываются от состарившихся, но еще живых родителей.
– Но это явная подлость, граничащая с преступлением. Подобные факты не подлежат осуждению, ибо невозможно найти слова оправдывающие подобных детей. А есть у меня наблюдения совсем другого плана. У нас на кладбище до последнего времени работал один необычный человек. На внешность он очень похож на агрохимикапочвоведа Прянишникова, ну того, что изображен во многих институтских учебниках. Разговор прервал стук входной двери, а следом раздался громкий крик дочери: - Папа, ну где вы пропали? Идите домой, вас мамка зовет.
– Заговорились мы с тобой, а там женщины уже нас разыскивать стали.
– Пошли, а то мне влетит от Насти.
– Погоди, Егор, а что ты хотел рассказать мне об этом "агрохимике"?
– Расскажу, но попозже, ты только не забудь напомни мне, а сейчас пошли - пора обедать.

*** Коменданту лагеря гауптману Карлу Шлихтену не терпелось посмотреть прибывших вахманов в деле и потому прямо с утра следующего дня начались экзекуции. Унтер-офицер Шварц, видимо, имел беседу с гауптманом лично. Комендант был хорошо осведомлен о своих будущих подручных потому им и была предоставлена возможность умерщвлять поляков привычным орудием - молотком. В лагере большинство казней проводилось через повешение, реже расстрел, а здесь появились "специалисты", которые добивались того же результата, но другими "экзотическими" средствами. Перед всем лагерем на плацу Архипов и два его дружка убили более сорока человек. Наиболее трудная задача была поставлена перед Сергеем - ему нужно было умертвить пятнадцать русских мальчиков волею судеб оказавшихся в этом концентрационном лагере. Нормальному человеку трудно представить себе эту жуткую картину, но Архипов затратил на бедных детишек не более трех минут времени. Про себя он отметил, что молоток почти без усилия пробивал детские черепа, словно это были неспелые арбузы. По лицам коменданта и окружавших его эсэсовцев Сергей понял, что их "работа" пришлась немцам по душе. С того самого дня и началась их служба в концентрационном лагере Треблинка. В первые же дни всем троим были выданы немецкие автоматы "Шмайссер", которые они изучали и освоили в деле сравнительно быстро. И потекла жизнь больше похожая на кровавый кошмар. Убивать узников приходилось чуть ли не ежедневно. Из тех двадцати пяти тысяч поляков, которые проходили сквозь лагерь за год, редко кто умирал своей естественной смертью. Почти всем вахманы и эсэсовцы кровавыми безжалостными руками выдавали путевку на тот свет. Среди узников концлагеря бытовало мнение, что умереть от пули - это верх блаженства. Эта истина была аксиомой - редко кто умирал от пули - большинство находили свой конец в петле, или умирали от побоев, или умерщвлялись газом "циклон Б", а уж потом уничтожались в крематории. Комендант концлагеря всегда любовался Архиповым, когда тот хладнокровно, в течение нескольких минут отправлял на тот свет с десяток, а иногда и гораздо больше узников. Приходилось Сергею и накидывать петли на шеи обреченных и выбивать из-под них лавку, но хоть и это ремесло он освоил в совершенстве, а предпочитал все-таки действовать молотком. Когда в лагерь приезжала какая-нибудь комиссия высокопоставленных эсэсовцев комендант всегда давал возможность посмотреть ее членам на "мастерство" бывшего советского офицера. Садизм и служебное рвение Архипова не оставалось не замеченным, ему, по ходатайству администрации, было присвоено звание унтер-шарфюрера (младший унтер-офицер войск СС) и он был награжден серебряной медалью за преданность фюреру. Он стал старшим над вахманами всего лагеря, его как огня боялись не только узники концлагеря, но и такие же убийцы как и он. За всю недолгую историю Треблинки, а концлагерь просуществовал три с небольшим года, никто из вахманов не удостаивался чести как Архипов. Он довольно сносно говорил по немецки и думал, что теперь-то он уж при настоящем деле, теперь-то у него все будет хорошо. Он понимал, что связь с Родиной, семьей для него потеряна окончательно и бесповоротно и всю ставку, теперь уже сознательно, делал на немцев, их новый порядок. Только этим можно было объяснить его исключительную жестокость и желание во чтобыто ни стало выслужиться и угодить немцам. Даже сейчас, по прошествии стольких лет ему самому было мерзко вспоминать о том, на какие унижения он шел для того, чтобы завоевать доверие и расположение немцев. И это ему удалось, а успех объяснялся просто. не было такого случая, чтобы самое дикое желание эсэсовцев не было выполнено Архиповым и его подручными. Закурив папиросу Сергей Петрович отвлекся от воспоминаний. Ему не хотелось ворошить все то, что он успел натворить в концентрационном лагере Треблинка, за тот год, что пробыл там. Если бы поляки или русские смогли воздать ему должное за все невинно погубленные души, то не смогли бы этого сделать чисто физически, так как умертвить его один раз было бы несправедливо мало. В сентябре 1942 года судьба подготовила Архипову новый сюрприз. Концлагерь Треблинку ему пришлось покинуть. К тому времени у него в душе не было сомнений, что победа немцев может не состояться. Неудачу с взятием Москвы он воспринимал как временную и был уверен, что это произойдет в ближайшее время. За этот год с небольшим, что он провел у немцев в нем жила и крепла уверенность в победе немецкого оружия. И со своей стороны Сергей готов был сделать не делал все возможное, чтобы приблизить эту победу. Он надеялся, что сможет своим фанатичным служением немцам и для себя найти место под солнцем.

*** До Северного микрорайона добирались машиной Мошкина, который приказал Андрею Богомолову вначале подвезти Скребнева к райотделу милиции. Водитель безмолвно повиновался вскоре "Волга" плавно подрулила к ОВД Коминтерновского района. Едва за капитаном закрылась дверца салона, как Мошкин приказал: - Андрюша, а теперь давай поедем на кладбище.
– Слушаюсь, товарищ полковник,- кратко ответил шофер и направил машину по указанному адресу. Приехав на место Николай Федорович покинул автомобиль и административное здание, где надеялся на встречу с заведующим. На этот раз Воронов оказался на месте. Секретарша не отрываясь от печатной машинки разрешила Мошкину пройти в кабинет своего шефа. Анатолий Петрович, а именно так представился он Николаю Федоровичу, выглядел лет на пятьдесят пять, но был на удивление словоохотлив и подвижен как ртуть. Он внимательно выслушал следователя и заговорил сразу, едва Мошкин изложил суть проблемы.
– Такого или подобного преступления у нас никогда не бывало. Меня и самого удивляет этот дикий случай, но поверьте мне я такого вандализма никогда не видел и не слышал. Когда мне сообщили о том, что произошло у нас на кладбище, так поверьте, чуть в обморок не упал. Заведующим я работаю не так уж давно - два года, но в похоронном бюро проработал более пятнадцати лет, а вот ничего подобного никогда ни от кого не слышал.
– Не надо нервничать, хотя происшествие действительно из ряда вон выходящее. Мне хотелось бы услышать от вас Анатолий Петрович, какое-то объяснение свершившемуся факту. Вы возглавляется эту организацию, проработали в системе совершения обряда похорон такое количество лет, что не выслушать вас было бы просто грешно. Воронов понимающе посмотрел на следователя, на секунду задумался и скороговоркой сказал: - Хоть убейте меня, но объяснить такое, видимо, просто невозможно. По крайней мере я за это не берусь, у меня для этого нет слов. Мне порой кажется, что все это дело рук какого-то чудовища, а не человека. Предположительно, преступление совершил ненормальный, ведь психически здоровый человек на такое просто не способен. Как еще можно объяснить случившееся я просто не знаю, честное слово. Думаю, прежде нужно найти того, кто совершил это злодейское убийство, а уж потом выяснить причины толкнувшие его на это. Если вы хотите знать мое мнение, то я считаю, что совершил это преступление совершенно невменяемый человек.
– Да нет, Анатолий Петрович, если бы все было так, как вы говорите, а то факты подтверждают как раз обратное. Умалишенному и в голову бы не пришло спрятать труп так изощренно и, я бы сказал, умно. Ну, кому может прийти мысль искать труп убитого в могиле недавно умершего человека.
– Да, действительно, на сумасшедшего здесь не похоже,- согласился с доводом следователя Воронов.
– Подумайте, возможно, кто-то из ваших подчиненных работающих здесь способен совершить такое? Это предложение Мошкина, упор на слово "ваши" испугало Анатолия Петровича.
– Да что вы, товарищ следователь, как можно такое подумать?
– А вы не удивляйтесь сказанному, такое преступление мог совершить человек знающий распорядок работы кладбища, то, где располагается сторожка, ну и наконец, он заранее присмотрел свежую могилу.
– Простите, товарищ следователь, но все что вы перечислили не является тайной и любой гражданин при желании может все это узнать.
– Посторонний на такое бы не решился - слишком велик риск привлечь чье-нибудь внимание. А ведь убийца еще и все это время, незаметно, но присматривал за могилкой, а такое возможно если он работает у вас или живет где-то в прилегающих к кладбищу домах. Я не хочу и не могу подозревать всех, но попрошу вас, Анатолий Петрович, кратко охарактеризовать тех ваших подчиненных, которые имеют хоть малейшее странности или отклонения в поведении. Воронов с пониманием отнесся к просьбе Мошкина и в течении двух часов давал характеристики всем без исключения работникам обслуживающим кладбище. На слух Мошкин понял, что среди работников есть несколько человек представляющих определенный интерес для следствия. У Николая Федоровича возникло желание обстоятельно побеседовать с работниками, которые занимались на кладбище рытьем могил. По словам заведующего именно среди них наблюдались случаи пьянства и поборов с клиентов. Если и был возможен какой-то криминал, то только в среде этих копачей-могильщиков. Кстати, из десяти человек добрая половина имела в прошлом судимость. Поблагодарив Анатолия Петровича он вышел он вышел из его кабинета с твердым намерением сегодня же увидеться и побеседовать с этими людьми.