Шрифт:
И.
Ну же.
Эй, я всё сделал, всё написал, и где же оно, это ощущение, когда как камень с души?
Дэн, сволочь, что ж ты мне ни хрена не помогаешь! Или, думаешь, мне в такой кайф прятаться в туалете и писать эту хрень?
Вот же скотство.
Обрывки листка летят в унитаз, рёв воды, и их уже нет.
Глава 6
Привет, Дэн.
Написано каллиграфически правильным, чётким и разборчивым почерком.
Видел тебя вчера настоящего. Ты молодец, плечи шире, глаза жёстче, слова резче. Окреп, вырос даже, когда успел – непонятно. Мужик, одним словом.
Я хотел посоветоваться с тобой, рассказать обо всем или хотя бы о чём-то – не смог.
Извини, что я такой трус. И хорошо, что я такой трус – тебе там не до меня, свои заботы, и брат – предположительно сам-знаешь-кто в список тем для беседы точно не входит.
Ты смотрел на меня честно, открыто, похоже, гордился мной, во всяком случае, ты так сказал, и я не смог, просто не смог тебя так подвести. Начал мямлить что-то, свернул этот ненужный тебе дурацкий разговор, переключился на институтские байки, и ты расслабился, начал смеяться, шутил всё про Ленку. Шуточки гораздо ниже пояса, кстати, и ты б знал, как мне было тошно, противно тебя обманывать. А я врал тебе в глаза, ляпал языком ерунду, а ведь не трахался уже вечность. Какие ещё пять раз за ночь? Что-то не помню, чтобы у меня такое вообще было. Хотя какое это всё сейчас имеет значение?
Жирная черта пересекает страницу. К её правому краю пририсована паутина, в центре которой сидит толстый паук.
Мне хреново, Даня. Хреново. И не с кем поговорить.
Ирку нагружать нельзя.
Тебя – не стоит.
Витёк… ага, ещё чего не хватало. Не тот он чел.
На полях нарисован толстый кот с наглой мордой. Рисунок перечёркнут.
Я не могу ему доверять, он растреплет всем, кто захочет слушать. А про меня, внезапно поголубевшего, захотят слушать точно.
С Витьком о серьёзных делах нельзя. Точка, вопрос закрыт.
Ещё одна жирная черта пересекает страницу.
Я один.
Нарисован крупный паук. Зачёркнуто. Ниже нарисован большой скорпион с очень длинным хвостом и острым жалом.
Пойти поговорить с Константином Александровичем?
Жало скорпиона усовершенствовано – жирно обведено, с него текут капли яда.
А что ты будешь делать, если он захочет тебя отыметь?
Подчёркнуто.
Дань, что за дурацкий вопрос. Дам. В рожу. С размаха. Я ж твой брат, или как?
А если он окажется крепче?
Подчёркнуто.
Ты его видел? Нет, разумеется, ты – нет, ну а я – да. Он, знаешь, как эти мужики-финансисты в кино и сериалах. Сидячая работа, ноль мускулов, одними галстуками и пиджаками спасаются, чтобы выглядеть в глазах девчонок крутыми. Ну а в его случае – в глазах парней. Наверное. Точно не знаю, ему, кажется, похер кого. Говорят, у одной старшекурсницы так зачёт принимал, что крики-стоны разносились по всему этажу.
Нарисован человек в костюме. Стройный, элегантный, руки перекрещены на груди, детали одежды – галстук, манжеты с запонками, пуговицы пиджака – прорисованы чётко, лица нет вообще.
Ты реально думаешь к нему идти, вопросы задавать, ты чё, вообще?
Подчёркнуто.
Дань, заткнись.
Я ж сказал: мне хреново. Херово вообще.
Я уже ничего не хочу, ни трахаться, ничего вообще. Ленку не хочу однозначно. Порнуху – никакую – не хочу смотреть. Дрочить не могу. Спать не могу. И сорваться с крючка не могу.
Я, как игрушка заводная, как больной на голову, всё хожу и хожу на остановку, смотрю на того парня как дурак, и если его нет, он опаздывает, или вот пару раз не пришёл – меня ломает. Я успокоиться не могу, думаю о нём. Словно он что-то важное для меня значит, а он – ничто, он просто ноль, просто случайный парень, может быть кем угодно.
Если б ты знал, как меня задолбало хотеть его видеть. Как меня задолбал я сам. Как меня задолбали эти мысли. Как меня задолбало писать тебе эту хрень.
Я пишу – меня попускает. Ненадолго. Пару часов я могу поспать. А потом…
Всё зачёркнуто крест-накрест.
Ладно, Дань. А теперь правду.
Я дрочу на него. Ложусь в кровать и представляю его рядом. Без одежды. Горячего, мускулистого. Он прижимается ко мне и уже не моя рука, это он дрочит мне. И сосёт тоже. Грязно. Яйца облизывает, берёт в рот. И звуки, и его руки, и его вес на мне.
Всё зачёркнуто, замалёвано яростно, так что бумага насквозь прорвалась.