Это не мешало ей почти перейти в конце на бег. Рациональность рациональностью, а в такие места на ночь глядя лучше не соваться.

– Ты где была? Я тебя обыскался!
– набросился на нее Даниил, когда она с разбегу врезалась в его грудь. Даже за плечи приобнял, или придержал, чтобы совсем не снесла?

– Гуляла.
– голос все еще подрагивал после пережитого испуга. И взрослая вроде девица, и рациональная, а поди ж ты - нежилого посёлка испугалась. Страшилок надо меньше на ночь смотреть! Лана сама на себя разозлилась, и мурашки окончательно разбежались.

– В Жужелицы забрела, да? Село это было, Верхние Жужелицы.
– пояснил Даниил в ответ на ее непонимающий взгляд.
– Богатое село, зажиточное. При колхозе. Когда Союз развалился, а колхоз упразднили, народ разъехался. Так и осталось. Мы когда детьми были, на спор туда бегали. Ну, а суперприз, понятное дело, тому, кто в одном из домов заночует.

– А ты ночевал?
– робко уточнила Лана, опасливо оглянувшись на зловещие Жужелицы. Передернула плечами, отстранилась от Даниила, к которому прижималась все это время - он, что странно, не возражал - и двинулась по тропинке обратно к реке.

– Нет конечно.
– хмыкнул Даниил.
– У нас такие слухи про это место ходят, что даже ненормальные подростки не суются. Не заметила - ни окурков нет, ни мусора.

– Так все. Ни слова больше, а то я сегодня не засну.
– содрогнулась Лана, прибавляя шагу.

– Аааа, так ты ужастиков боишься. А знаешь сказку про девочку и чёрную-чёрную руку?
– радостно ухмыльнулся Даниил, догоняя ее и подстраиваясь под ее шаг. Йоланда пихнула его локтем в бок, чтобы заткнулся. Тот охнул, но ухмыляться не перестал.

С самоваром Йоланда за ужином чуть ли не обнималась. Подмёрзла в лесу, да и у реки было прохладно. Не говоря уже о бунтующих мурашках, которые упорно продолжали бегать по телу при одном взгляде на темную ночь за окном.

Ужастиков Лана не боялась. Она их просто не переносила. Любой намёк на потустороннюю активность, странные происшествия или реклама нового фильма про клоуна - все. Ближайшую неделю ей придётся спать со включённым светом, а соседям периодически просыпаться от ее заполошных воплей.

Лана очнулась посреди ночи, тяжело дыша. В нос набились перья от покусанной во сне подушки. Девушка приподняла голову и прислушалась. Нигде не топали, никто не ругался. Значит, в этот раз обошлось без воплей. Повезло.

Мокрые, смятые простыни неприятно липли к телу. Лана пошарила в стоявшем рядом с кроватью шкафу, но сменного белья не нашла. Откинула одеяло на спинку стула, встряхнула простынь, открыла окно. За пару часов просохнет само. Ей все равно не спится. Можно пока на кухню сходить, что-нибудь пожевать.

Широкие ступени лестницы зловеще поскрипывали под ногами. Лана подсвечивала себе фонариком из телефона, и при желании, наверное, сама бы напугала любого полуночника. Хотя, если учитывать розовую пижамку - вряд ли.

Из проема, ведущего на кухню, в коридор ложилась полоска тёплого света. Хорошо, что хоть лампа под потолком горела, было бы темно - Лана бы точно заорала. И без того нервы не на месте. А так - только вздрогнула.

За столом, устало подперев подбородок кулаком и уставившись в пустой граненый стакан, сидел Павел.

Он тоже вздрогнул, но вовремя разглядел приметную пижаму и не стал поднимать по тревоге дом.

– Чаю?
– вместо этого гостеприимно спросил Кореев-средний, отметив и помятый вид Ланы, и взъерошенность, и панику в глазах.

– Было бы неплохо.
– согласилась девушка. После холода приснившегося кошмара притулиться под бок все еще обжигающе горячего самовара, погреть озябшие пальцы о крохотный кран, помогло ей почувствовать себя живой, и в безопасности.

А не в туманном, жутком селе Верхние Жужелицы.

– Вы, наверное, жалеете, что не уехали тогда. Вместо моего отца.
– тихо произнесла Лана. Павел поднял мутноватый взгляд, с трудом сфокусировав его на девушке.

– Думаешь, что понимаешь меня, девочка? Смешно.

Забрав со стола чашку с горячим шиповниковым чаем, Йоланда уселась в кресле, укрытом вытертым, старым ковром с бахромой, с полувыцветшим узором, и подобрала под себя озябшие ноги.

– Вы с таким чувством убеждали сына ехать, что я не могла не задуматься - тяжело, наверное, каждый день корить себя, что отступили, не боролись, позволили бывшему другу победить.