– Ко мне это не относится, - сказал я, улыбаясь.

Краска залила ее лицо.

– Я люблю, - сказала она почти вызывающе. - Я люблю, и меня бросили. Мой парень ушел от меня - так запросто. Он стоял точно там, где стоите вы, Дэйв. "Мы никогда больше не увидимся, Пенни, - сказал он, - никогда в жизни". А потом повернулся и побежал так, словно все салемские ведьмы гнались за ним. Он ушел. Исчез. Пропал.

– Это и есть Тэд Фэннинг? - спросил я.

– Да.

– Тогда он идиот, - проговорил я.

Пенни задумчиво уставилась на меня. Она пыталась понять, не хочу ли я завести с ней романчик. Потом решила, что нет. А я не знал, хочу я или не хочу. Но знаю, что мне хотелось ей понравиться.

– Я бы выпила что-нибудь, - бросила она. - А вы как? Бурбон или шотландское виски?

– Бурбон со льдом, если можно.

Она показала на телефон:

– Пока я приготовлю нам выпить, вам стоило бы позвонить в полицию штата и сообщить о том, что случилось с вашей машиной. Посмотрят на нее до того, как ее увезут в гараж. Номер в начале телефонной книги.

Она была не только хорошенькой, но и практичной. Я позвонил в полицию. Мне сказали, что одна из патрульных машин заедет к Пенни примерно минут через десять. Когда я вернулся в комнату, она уже шла ко мне с бокалами, гибкая и грациозная. Я вспомнил, что ее мать была танцовщицей. Она протянула мне бокал и указала жестом на кожаное кресло, а сама снова взобралась на кушетку. С ней было легко. Словно со старым другом.

– Полиция штата и прокуратура утверждают, что не закрывали дело об убийстве отца, - сказала она, - но в действительности они перестали шевелиться через несколько месяцев после его смерти. На фестивале в ту ночь было пять тысяч человек, Дэйв, все в масках и маскарадных костюмах. Никто ничего не видел. Это мог быть кто угодно. У отца не было врагов.

– У него был враг, - возразил я.

Пенни стала рыться в кармане рубашки в поисках сигареты. Я поднес ей зажигалку.

– Вы знаете, что моя мать покончила с собой, когда мне был год? спросила она.

– Я услышал об этом сегодня днем.

– Знаете почему?

– Нет.

– И я не знаю, - сказала Пенни и глубоко затянулась. - Когда она умерла, я осталась сиротой. Отец, хотя и был человеком искусства, умел вести дела. Он принял меры именно на такой случай. Его доверителями были банк в Нью-Йорке и его ближайший друг, художник Роджер Марч. Дядя Роджер первым из художников приехал в Нью-Маверик. Он помогал отцу во всех его начинаниях, был моим крестным и стал моим опекуном по условиям отцовского завещания, когда умерла мать. Я выросла в его семье. Его жена умерла много лет назад, но у него есть дочь Лора. Мы жили все вместе - Лора, ее муж Пол Фэннинг, их сын Тэд, который на два года старше меня, и я. Я росла как дочь Лоры, пока мне не исполнилось пять лет и меня не повели в детский дом. До этого я никогда не слышала о своих настоящих отце и матери. Я думала, что Лора - моя мама. Но дядя Роджер знал, что, как только я пойду в школу, я узнаю правду, поэтому он мне рассказал столько, сколько считал необходимым на случай, если кто-то захочет сделать мне сюрприз. Я была потрясена - и мучилась любопытством. Прошли, наверное, год или два, прежде чем я узнала всю историю. Она казалась мне странной. Я знакомилась со своим отцом через его книги и пластинки. Я даже знала звук его голоса, потому что он когда-то записал несколько народных песен. Много позже я увидела свою мать - в старом фильме, который показывали по телевизору.

Пенни остановилась, но я не стал ничего говорить. Будет лучше, если она сама расскажет всю историю.

– Я всю жизнь терзалась вопросами, на которые никто не мог дать мне вразумительный ответ, - продолжила Пенни через мгновение. - Я так и не знала, кто и почему убил моего отца; и меня никогда не удовлетворяли объяснения, почему моя мать покончила с собой. Говорили, что она так и не оправилась после смерти отца. Говорили еще, что нервы у нее были ни к черту. - Пенни посмотрела на меня с неким вызовом. - Я бы тоже переживала, если б убили моего мужа, но никогда бы не бросила своего годовалого ребенка один на один с целым миром. Я не верю, что мама могла это сделать.

– Вы хотите сказать...

– Что меня такое объяснение не устраивает, Дэйв. И никогда не устраивало. Когда я достаточно повзрослела, чтобы что-то понимать, я стала просить дядю Роджера потратить деньги и нанять детектива. Он этого не сделал. Он говорил, что это безнадежно. Он уверял меня, что все версии были проработаны и все оказались тупиковыми, а теперь все следы остыли.

– Вероятно, в свое время было довольно логично считать так, - заметил я. - А как он чувствует себя теперь, когда Эд Брок нашел нечто, убеждающее в обратном?

– Он был обескуражен. Но теперь все решаю я, а не он. - Девушка с сомнением взглянула на меня. - Знаете, Дэйв, если вам починят машину и вы унесете ноги из Нью-Маверика, я не стану осуждать вас.

– Я не собираюсь никуда уносить ноги, - ответил я. - Вы не рассказали мне о Тэде Фэннинге.

Уголок ее рта болезненно дернулся.

– С тех самых пор, когда мне было десять, а Тэду двенадцать, мы всегда знали, что когда-нибудь поженимся. Для меня никогда никого больше не существовало, и для него тоже. Наконец все решилось. Все должно было произойти этой осенью - завтра, собственно говоря. А потом он пришел сюда, как я вам рассказывала, и заявил, что мы больше никогда не увидимся, и на этом все закончилось.

– Без всяких объяснений?

– Без объяснений.

– Сколько дней прошло после нападения на Эда Брока?

Ее глаза широко раскрылись.

– Почему вы... это случилось через три или четыре дня. Почему вы спрашиваете?

– Не знаю, - ответил я, - разве что потому, что здесь, похоже, все каким-то образом связано между собой.

Яркий свет залил окно студии. Приехала полиция.

Сержант Грег Столлард из полиции штата был крупным, чистеньким молодым человеком. Он называл Пенни по имени и встревоженно спросил, все ли с ней в порядке, когда она открыла дверь на его стук. Быстрый взгляд, которым он меня наградил, был далек от сердечности.