Филлипс Сьюзен Элизабет
Шрифт:
Именно это делало его особенно опасным. Не страшная жестокость, придавала ему силу, а невероятная нежность.
Пока он устраивался в самом удобном кресле, Белинда забрала все, что ей надо, и скользнула в ванную. Вернувшись, она увидела, что он выключил лампы, оставив одну, и лежит в постели. Тусклый свет скрывал морщины и нездоровый оттенок кожи, как и "гусиные лапки" в уголках ее глаз.
Подойдя к нему, Белинда вспомнила их первую брачную ночь.
Он был в халате приятного золотистого оттенка, как сейчас, а она в такой же ночной рубашке. Но сейчас ногти на ногах не были покрыты лаком, лицо не тронуто косметикой, а волосы перехвачены ленточкой.
Она легла на кровать, и он закатал ей ночную рубашку до пояса.
Она плотно сжала ноги, пока он гладил ее. Потом Алексей медленно стянул с нее трусики, и когда ткнулся ей в колени, она заверещала, будто от испуга, а он наградил ее глубокой лаской, которую она так любила. Она снова попыталась сжать ноги, чтобы угодить ему, но он принялся целовать ее бедра, и она медленно закрыла глаза. Это было частью их негласного договора. Теперь, когда любовницы-подростки уже не были доступны Алексею, она играла перед ним роль девочки, а он позволял ей закрывать глаза и представлять кого угодно: Джейка Коранду, Флинна... Джеймса Дина.
Обычно он уходил сразу, когда все кончалось, но на этот раз спокойно лежал; его грудь блестела от пота.
– С тобой все в порядке?– спросила Белинда.
– Не дашь ли ты мне халат, дорогая? Там в кармане таблетки.
Она быстро принесла халат и отвернулась, когда он вынул пузырек с таблетками. У нее не было иллюзий насчет его болезни. Но вместо слабости он, кажется, обретал силу. С армией помощников, выполняющих его приказы, он становился совершенно неуязвимым.
Белинда пошла в ванную принять душ, а когда вернулась, с удивлением увидела его в кресле. Он потягивал что-то из рюмки.
– Вон виски.– Он указал рюмкой на графинчик на серебряном подносе.
Как это жестоко с его стороны! И это после нежности! Вот так всегда, больше двадцати пяти лет.
– Т1'1 ведь знаешь, я больше не пью.
– Да ладно, дорога". Не стоит мне врать. Думаешь, я не знаю о пустых бутылках, которые горничная находит на дне корзин для бумаг?
Никаких пустых бутылок не было. Это был его способ угрожать ей, чтобы заставить подчиняться. Она вспомнила фотографии клиники, которые он ей показывал. Отвратительные серые здания в глухой части Швейцарских Альп.
– Что, ты от меня хочешь, Алексей?
– Ты же глупая женщина. Ты это знаешь? Глупая и беспомощная. Не могу вообразить, что я когда-то любил тебя.– Кожа на виске Алексея задергалась.– Я тебя отсылаю, - резко бросил он.
Холод пробрал ее до костей. Белинда подумала об отвратительных серых зданиях, которые, как огромные камни-валуны, лежали в снегу. Потом о таблетках на дне старинной шкатулки для украшений. Все мятежники уже умерли.
Алексей положил ногу на ногу и отпил из рюмки.
– Ты наводишь на меня уныние. Я не хочу тебя больше видеть.
Смерть от таблеток будет безболезненной. Гораздо легче, чем смерть Натали, когда соленые воды сомкнулись над ней, или смерть Джимми. Она может лечь в кровать и спокойно заснуть.
Тяжелый взгляд русских глаз Алексея Савагара резанул ее, как лезвием ножа.
– Я отправляю тебя в Нью-Йорк, - сообщил он.– Что ты там будешь делать, меня больше не волнует.
РЕБЕНОК ВОСКРЕС
Теперь я законная добыча.
Эррол Флинн Грехи мои тяжкие
Глава 25
Черное бархатное платье сидело на ней замечательно. Вырез под горло, оголенные руки, разрез на юбке. Она сначала хотела разделить волосы на прямой пробор и сзади собрать в узел, как у испанок - исполнительниц фламенко, но Майкл не позволил.
– Твоя грива - это торговая марка Блестящей Девочки. На этот раз ты должна их распустить.
Кисеи просунула голову в спальню:
– Лимузин ждет.
– Пожелай мне удачи, - попросила Флер.
– Не торопись.
Кисеи выхватила сумочку у подруги из рук и повернула Флер к зеркалу.
– Посмотри на себя, Флеринда.
– Да ладно, Кисеи, у меня нет времени...
– Перестань смущаться и посмотри.
Флер посмотрела. Платье было красивое. Вместо того чтобы скрыть ее рост, Майкл решил его подчеркнуть гибким силуэтом, диагональным кроем юбки и черным воланом по косой из тонкой ткани; через воздушную пену просвечивали длинные красивые ноги.
Она медленно подняла глаза. То же лицо девятнадцатилетней девочки, но как будто совсем другое. В нем есть характер, зрелость.