– Гусинскому отовсюду насвистывают, что СБП ведёт на него охоту, так что если кто-то даст по нему залп, все подумают на вас, – с готовностью пояснил Муравьёв.

– Слушай, ты же бывший опер. Как ты можешь такое говорить? Ладно бы ещё журналюги подобную муть несли, но ты… Кто, как не ты, лучше других знаешь, что ни одна спецслужба в России «мокрыми» дела не занимается.

– Я знаю. – Муравьёв вздохнул – Но у Гусинского навязчивая идея.

– Так разубеди его!

– Владимир Александрович требует «серьёзной» проверки. А кто сейчас серьёзней вашей конторы? Сделай одолжение, помоги. Проверь по своим каналам, правда это или нет.

– «Владимир Александрович, Владимир Александрович»… Ты как-то странно произносишь его имя. У меня так не получается.

– Потому что ваша контора видит в Гусинском врага, а я люблю его.

– Любишь? – Смеляков не сумел скрыть изумление. – Интересное заявление. В каком смысле «любишь»? – И добавил шутливо: – Ты ориентацию сменил, что ли?

– Не в этом смысле… Не нужно смеяться. – Муравьёв горько ухмыльнулся. – Я как человека люблю его. Он – великая личность, необыкновенная. Заурядному человеку такой размах и такие замыслы не по плечу. Мы с тобой люди старой закалки, к новому миропорядку ещё не привыкли, а Гусинский строит этот новый мир. Он идеями буквально кипит. Со стороны может показаться, что он ради себя старается, но это не так, поверь мне. Гусинский – человек удивительный.

– Да, удивительный, – согласился Виктор.

– Так ты поможешь?

– Ладно. Попробую что-нибудь.

– Спасибо, Витя. Я тебе очень обязан.

Муравьёв встал, и Смеляков, провожая бывшего коллегу, вышел к секретарше.

– Таня, вызови ко мне Воронина.

– Сейчас.

Вернувшись к себе, Виктор остановился перед телевизором, в задумчивости включил его, пощёлкал поочерёдно все каналы, выключил телевизор и подошёл к столу. Он сомневался, что кто-то из криминальной среды мог решиться ликвидировать Гусинского. Владимир Александрович был слишком серьёзной фигурой в мире капитала, да и служба безопасности «Моста» была профессиональной. Конкурентов, которые рискнули бы пойти на убийство, не было: мелких Гусинский давил, а с крупными умел договариваться. И всё же поступившую информацию надлежало проверить, так как за покушением мог стоять иной замысел – не передел рынка, а подрыв авторитета СБП. Муравьёв был прав, когда сказал, что в случае убийства Гусинского все средства массовой информации в первую очередь свалят преступление на службу Коржакова. Слишком часто в прессе слышались слова о личной неприязни начальника СБП к Владимиру Александровичу…

Дверь открылась, на пороге появился Воронин.

– Гена, – заговорил Смеляков, – как там Чеботарёв поживает?

– Чеботарёв? Который Кочерга, что ли?

– Да.

– Да живёт себе, сливает нам информацию время от времени.

– Он сейчас здесь, не за кордоном?

– Здесь.

– Надо повидаться с ним.

– Это запросто. У него стрип-клуб «Атиллиум».

– Ишь ты!

– Если надо, я съезжу. Заодно на девчонок погляжу, отдохну, так сказать, душой, – улыбнулся Воронин.

– Это ты, глядя на голых баб, собираешься душой отдыхать? Ну ты даёшь… Ладно, слушай, дело вот в чём…

Чеботарёв принял Воронина радушно, усадил за ближайший к сцене столик и распорядился, чтобы принесли фирменные блюда и коктейли.

– Ты не суетись, Митя, – остановил его Воронин. – Я если и выпью, то пару глотков, не больше.

– Обидеть хотите, Геннадий Иванович? – Чеботарёв показал крупные зубы, растянув мясистые губы в широкой улыбке.

– Вовсе не хочу. Просто я по делу к тебе. Впрочем, поем с удовольствием.

– Тогда и выпить надо. У меня бармены – высший сорт. Коктейли взбивают просто супер! – похвастал Чеботарёв.

– Я в этом ничего не понимаю. Если честно, то, по мне, лучше водки ничего нет.

– Так я организую водочки. Мне с завода «Кристалл» напрямую поставляют. Никакого левака, всё чин чинарём. Маринка! Пузырёк беленькой сюда! И чтоб мигом! Пулей давай!

На сцену вышла стройная девушка и, двигаясь в такт энергичной музыке, стала кружиться вокруг блестящего шеста. Её гибкое тело было плотно укутано в тяжёлый чёрный бархат.

– Вот на эту посмотрите, Геннадий Иванович! – Чеботарёв причмокнул от удовольствия. – Какая фигура! И танцевать умеет по-настоящему, не то что большинство мокрощёлок, которыми переполнены клубы. Нет, у меня девицы со знанием дела подобраны. Вы смотрите, сами поймёте.

Воронин наклонился к Чеботарёву и негромко проговорил:

– Слушай, Кочерга, ответь мне на один очень серьёзный вопрос.

– Что за вопрос?

– Кто из ваших надумал завалить Гуся?

И без того огромные глаза Чеботарёва совсем вылезли из орбит.

– Кого? Гуся? То есть Гусинского? – уточнил он.

Воронин кивнул. Хозяин клуба выразительно сглотнул.

– Геннадий Иванович, вы что? В натуре? Кто это вам такое говно слил? Да кому это нужно-то?

– А разве нет?

Митя надулся и отрицательно покачал огромной головой.

Он считался одной из влиятельных фигур в солнцевской криминальной группировке. Материалы, которые имелись на него в СБП, были столь серьёзны, что перед Чеботарёвым, выражаясь его собственным языком, «маячил червонец строгача», поэтому завербовать Кочергу не составило особого труда. Источник он был надёжный, хотя некоторые вещи рассказывал с откровенным страхом: не дай бог о его контактах со спецслужбой прознали бы «свои». Скорее всего, он не дожил бы даже до утра. Воронин встречался с ним редко, но открыто. Для приятелей Кочерги он был одним из сотрудников правительственного аппарата, которого Чеботарёв «прикармливал» для пользы своего бизнеса.