Когда Стана заметила, что ей удалось пробудить в императрице заинтересованность, отвлечь ее от тяжелых мыслей, вдохновение черногорки уже граничило с экстазом. Пылко и убедительно описывала она внешность Григория и особенно его глаза, их проницательный взгляд. Она говорила о притягательной силе, присущей этому взгляду и заставляющей забыть, что перед вами простой крестьянин. Великая княгиня отпустила колени императрицы и сопровождала свой рассказ оживленной жестикуляцией; она очертила в воздухе фигуру и движения нового святого, повторяя его слова. Вдохновенный и образный рассказ постепенно захватил и императрицу.

В комнате больного тем временем стемнело, и только сквозь окно проникал тусклый свет. Когда Александра почувствовала у своих колен гибкое тело черногорской подруги, она скорее догадывалась о ее страстных жестах, чем видела их, она слышала из ее уст интонации сибирского пророка, и ей, не спавшей уже третью ночь, показалось, будто из темноты комнаты медленно поднимается, вызванная словами и жестами Станы, худая, сильная фигура крестьянина с длинными волосами, бородой и добрым, мягким взглядом.

— Вспомни, Аликс, — продолжала великая княгиня, — что тебе сказал доктор Филипп, когда ему пришлось нас покинуть. Он предсказал, что Бог пошлет вам нового друга, который поможет вам и защитит вас! Поверь мне, Алике, это он и есть, этот друг, о котором вам возвестил Филипп! Он спасет Россию и вылечит твоего сына! Бог послал его вам!

Когда Александра смотрела в темную комнату, ей казалось, что она ясно видела перед собой нового «друга». Он подошел к кровати, простер над больным руку, как будто благословляя его. «Он вылечит твоего сына!» — воскликнула Стана, и это был уже не полушепот, голос звучал уверенно и четко. Тогда царица громко заговорила:

— Как ты добра ко мне, Стана! Ты и Милица, вы единственные, кто добр ко мне!

С тем пылом и силой, с какими несчастные люди доказывают свою любовь и благодарность, она сжала ладонь Станы.

Вошла няня, чтобы зажечь свечи, а вскоре после того пришел и царь. Их удивила перемена во внешнем виде императрицы. В течение нескольких дней она была погружена в горе и отчаяние, а теперь выглядела почти веселой и приказала накрыть внизу ужин.

Император взволнованно поцеловал руку Станы:

— Вы и Милица, — сказал он, — единственные настоящие друзья среди наших родственников, и тем не менее меня постоянно пытаются настроить против вас!

Императора все время хотели убедить, что «черногорки» оказывают на него неблагоприятное влияние, что они необразованны, суеверны и не обладают хорошими манерами, что они, несмотря на полученное в Смольном монастыре воспитание, все равно остались «мужичками», чего и следовало ожидать от дочерей мужицкого князя. И разве не выдвигал этот вечно брюзжавший граф Витте все новые претензии и опасения; он не переставал утверждать, что симпатии Станы и Милицы к императрице основаны на эгоистическом расчете.

Время от времени делались попытки настроить императора против «черногорок», но он достаточно хорошо понимал, как надо относиться к таким интригам. Он знал и презирал тех министров и придворных, которые ни к чему другому не стремились, кроме как добиться для себя расположения. То, что они выдвигали против Станы и Милицы, было в глазах государя не чем иным, как клеветой! Теперь, когда Стане удалось развеселить его любимую Алике, ему все было ясно. Как же он мог не ценить этих женщин и не быть им благодарным, когда только они смогли действительно утешить императрицу в ее отчаянии! Когда Александра появилась за столом, Анастасия Николаевна уже подробно рассказывала императору о сибирском божьем человеке Григории Ефимовиче. Они еще долго говорили о нем втроем, Алике заставила великую княгиню повторить все то, что она уже говорила ей о страннике. Впервые за эти дни царская чета почувствовала что-то, похожее на надежду.

Даже вскоре после этого, когда царица опять поспешила в комнату и застала там цесаревича все еще мертвенно-бледным, стонавшим, скорчившимся в кровати, все равно в этот вечер у нее было легко на сердце, она вновь надеялась, что, в конце концов, все будет хорошо.

Спустя некоторое время она отправилась на покой и еще долго размышляла над словами, которые сказал ей на прощание месье Филипп. Неужели действительно наступил момент, когда Бог, наконец, услышал ее страстные молитвы и послал ей нового помощника, нового «друга»?

Через несколько дней после этого Николай и Александра сидели в императорском рабочем кабинете. Было около девяти часов вечера, Алике нетерпеливо считала минуты, прислушиваясь к шагам за дверью, несколько раз подбегала к письменному столу, за которым сидел ее супруг, с возгласом: «Он идет!». Но оказывалось, что это не так, часы показывали уже девять, а так нетерпеливо ожидаемый гость еще не пришел. Императрицу охватили дрожь и страх, она тяжело дышала, и на щеках проступили красные пятна. Царь тоже начал нервничать. Он листал документы и доклады, разложенные перед ним, и безуспешно пытался их прочесть. Там было несколько рапортов о новых мятежах, покушениях и бунтах, требующих принятия чрезвычайных мер в том или ином районе страны. Как же много хлопот доставляли эти новые революционные идеи! В последнее время император не мог выполнять всю работу днем и вынужден был сидеть за письменным столом до глубокой ночи.