Нападение, рассуждал в нем кто-то посторонний, нападение на вооруженного представителя власти является полнейшей неожиданностью; неожиданные события вызывают замедленные реакции; следовательно, то, что произойдет в результате моего нападения, будет также замедленной реакцией. И он подумал, поскольку цепочка умозаключений замкнулась: опять схема Бамалип. Кто-то посторонний продолжал в нем думать: будущее очевидно! И в это же время стучала мысль, перекрывая все: лишь бы не было аварии, боже мой, только бы не это, здесь транспортер часто останавливается. Пешеходный транспортер катил без остановок. Тротуар; на нем толпятся люди; завыла сирена; далеко сзади послышались свистки, потом раздался пронзительный свист впереди. Военизированный отряд девушек маршировал по улице. Судя по шуму, целый полк. Флейты, кларнеты, флажолеты, барабаны; марш номер семь, самый модный на сегодняшний день. Тамбурмажор подбросил жезл, и девушки замаршировали на месте, готовясь к построению. Жезл взлетел еще раз; барабанная дробь; перестроение, и логик с магнитным прутом на спине врезался в ряды девушек, одетых в военную форму.

Тысячеголосый крик возмущения; сбившиеся ряды продолжали перестроение; одна из девушек упала; толпа бушевала. На противоположной стороне офицер полиции готовил сеть к задержанию беглеца. Вновь завыла и смолкла сирена, не в силах заглушить оркестр.

– Камрад полицейский!
– закричал логик и помчался прямо на сеть. Камрад, не надо меня задерживать! Ребенок в опасности! Ребенок на Дубовой аллее!

Голос логика был таким умоляющим, что офицер одним движением убрал сеть и молча освободил проход к Дубовой аллее.

– Спасибо, товарищ!
– крикнул номер 17-1-13-ОР на бегу. Он знал, что улица, ведущая к Дубовой аллее, разрыта, но не знал, что рабочие сняли пластиковые мостки и приспособили их под скамейки, чтобы посмотреть на уличный концерт. Тот начинался, как всегда, с гимна; от звука флажолетов у зрителей замирало сердце; логик карабкался через канаву. Кабель, вар, люминесцентные светильники, шипение газовой трубы. Он боялся взглянуть на часы.

– Девять минут пятьдесят девять секунд, - твердил он себе, а должно пройти полных десять минут! Одна секунда, он не видел этой последней одной секунды! Он выбрался из канавы и побежал по Дубовой аллее, задыхаясь, хрипя.

– Он бежит, - сказал Пабло, который вместе с вернувшимся Янно смотрел пленку, запечатлевшую тридцать секунд будущего - точнее, двадцать девять секунд, ибо эксперимент был прерван; теперь изображение шло синхронно с реальным временем.

– Конечно, он бежит, - буркнул Янно, - ведь он и видел, что будет бежать.

Сирена, пожарная машина, логик резко отскочил в сторону.

– Что могло его напугать?
– спросил Пабло.
– Эта штуковина в спине похожа на магнитный прут... ух ты, так он сбежал; значит, в конце концов он все-таки будет сидеть, - неуклюже сострил он.

Логик смотрел на высотный дом, в котором жили Библи.

– Он увидел дом, - сказал Пабло.

На пятом этаже открылось окно. Янно прикусил губу.

– Окно, - сказал Пабло, - окно открывается.

На подоконник вылез ребенок.

– Ползет, - сказал Пабло и потянулся к бутылке.

– Нет, - закричал логик, - нет!
– и огромными прыжками помчался вслед за пожарными, которые с трудом перелезли через канаву, ведущую прямо к подъезду; пожарники тащили брезент, который обычно натягивают, чтобы ослабить удар падающего с высоты тела.

Пленка кончилась; экран вспыхнул ослепительным светом.

– Сейчас он упадет, - сказал Пабло, и тут же Янно заорал:

– Скотина, ты скотина, тупое, спившееся, грязное животное!
– Потом он бросился к каркасу, отшвырнул его ногою в угол и с криком выбежал из комнаты.

– Можно подумать, будто что-то изменится, - сказал Пабло, покачав головой и глотнув из бутылки, в которой оставалось не больше половины, будто что-то можно изменить! Видно, Янно никогда этого не поймет. Известное дело, синий коридор, идеалисты...
– Он сгреб ногой осколки в кучу.
– А на всю его теорию антикаузальности хватило бы трех слов: "Ничего не поделаешь!" И только. Если угодно, могу добавить еще три слова: "Умная машинка это знает!"

Крик Янно еще слышался в коридоре. Пабло бросил пустую бутылку в угол, к куче мусора и осколков.

– Чему быть, того не миновать!
– тихо повторил он; потом подошел к окну и распахнул его.

Восемнадцатый этаж; издали доносилась музыка уличного концерта. Он оперся о подоконник; серая пустота качнулась на него, и он отшатнулся назад.

– Не надо, - сказал он заплетающимся языком: свежий воздух действовал расслабляюще; он стоял неподвижно и прямо, как стоят пьяные, перед тем как грохнуться на землю; он громко сказал, борясь с косноязычием: - Очень хотел бы я знать, заплатит ли он за проигранное пари!
– И, глядя на обрывок провода, добавил: - Я бы на все деньги малышу венок купил, да, венок, на все деньги, на все...
– Потом голова его мотнулась вниз, он пошатнулся и добавил: - Ну ладно, на половину, - после чего рухнул в обломки разбитого компьютера; крик Янно в коридоре давно умолк.