– Спасибо, я буду вам очень признателен, – сказал Старшой.

Синьор Фидардо поднес кулон к лампе. Маленькая роза из серебра и перламутра мерцала и переливалась на свету.

– Какая искусная работа, – сказал он. – Так, посмотрим…

Он перевернул подвеску и направил лупу на оборотную сторону розы.

– Так я и думал, – продолжил он. – Это работа мастера.

Мы наклонились ближе. На задней стороне подвески на серебре были отпечатаны четыре маленьких символа.

– Пробы, – сказал Старшой.

– И я почти уверен, что они британские, – добавил синьор Фидардо. – Первая указывает на качество серебра. А три остальных штампа, вероятно, говорят о том, где и когда была изготовлена подвеска.

Мы переглянулись.

– Возможно, это ключ к разгадке… – сказала Ана.

Синьор Фидардо кивнул.

– Раз уж сеньор Гомес все равно будет изучать жемчужины, я попрошу его заодно посмотреть на эти штампы.

Мы посидели молча. Старшой о чем-то задумался, посмотрел на меня и сказал:

– Теперь я понимаю, что Харви Дженкинс искал на нашем боте. Как, по-твоему?

Я кивнула. Честно говоря, эта мысль пришла мне в голову сразу, как только синьор Фидардо показал нам тайник в штурвале.

Ана и Синьор Фидардо удивленно поглядели на нас. Они же ничего не знали о Дженкинсе и том, что он шарил у нас на лодке. И Старшой рассказал им, что случилось, пока он был в плаванье.

– Ты должна была сразу нам все сообщить, – смерив меня строгим взглядом, возмутился синьор Фидардо. – Мало ли, на что способен этот Дженкинс!

Ана тоже укоризненно посмотрела на меня. Мне было немного стыдно, хотя чего тут стыдиться.

– Салли Джонс не знала, что он затевает, – вступился за меня Старшой. – Во всяком случае, до тех пор, пока не застукала его на борту с поличным. А после этого она его больше не видела.

Я кивнула. Именно так все и было.

Его объяснения не очень-то устроили Ану и синьора Фидардо, но они ничего больше не сказали. Чуть подумав, Ана спросила:

– Но откуда Дженкинс мог узнать про ожерелье?

– Понятия не имею, – ответил Старшой. – Хотелось бы мне с ним потолковать.

– А найти его нельзя? – спросил синьор Фидардо.

Мы со Старшим переглянулись.

– Прошло полгода с тех пор, как луна-парк уехал из Лиссабона, – сказал он. – За это время можно далеко забраться. Они могут быть где угодно – может, в Европе, а может, и дальше. Боюсь, Харви Дженкинса мы больше никогда не увидим.

Была уже поздняя ночь, когда мы со Старшим оставили Ану и синьора Фидардо и двинулись обратно в сторону гавани. Старшой шел, погруженный в свои мысли.

– Интересно, сколько стоит этот жемчуг? – сказал он, когда мы вышли на пристань у Алфамы. – Быть может, все эти годы у нас под носом было целое состояние, а мы и не знали.

Я кивнула. Старшой вздохнул и продолжил:

– Из всего, что я слышал, найденные сокровища приносят в основном несчастья и неприятности. Уж лучше бы эти бусы так и лежали в своем тайнике.

Я снова кивнула. На этот раз более твердо. С той минуты, когда я развязала замшевый мешочек и увидела эти огромные жемчужины с их причудливым блеском, – с той самой минуты меня не отпускало тревожное, гадкое чувство, засевшее где-то глубоко под ложечкой.

Всю следующую неделю мы со Старшим сгружали каменный уголь на большой электростанции в Белене. С раннего утра до позднего вечера толкали полные до краев тачки по узким сходням с барж к поджидавшим на пристани вагонеткам. Это была тяжелая, грязная и опасная работа, но платили за нее неплохо.

В последний день мы пошли в баню отмыться от угольной пыли. А потом – на рынок, где накупили полную сумку продуктов: колбасы, сыра, овощей для супа и горячего хлеба. Здорово ходить на рынок, когда в кармане есть деньги!

В тот вечер мы пригласили друзей к себе, в кают-компанию «Хадсон Квин». После ужина синьор Фидардо прочел заключение, которое накануне составил об ожерелье его друг Альваро Гомес. Вот что писал ювелир: