Шрифт:
У меня была идея встретиться с аргентинцем, у которого мы жили по приезду в страну. Бывает так, видишь человека впервые, почти не говоришь на его языке, но абсолютное ощущение, что мы знакомы всю жизнь. Он даже думал присоединиться к нашему путешествию. Проехав четыре тысячи км, мы снова постучали в его дверь. Никого не было. Телефон не отвечал. Всё происходило под вечер, и мы провели беспокойную ночь, с шумом забравшись в сад по трубе через крышу, едва не сдавшись нагрянувшим полисменам. Это было безумство. Утром я отправилась в полуразрушенную католическую церковь, куда мы заходили на Рождество, и долго молилась. На белом полотне алтаря возлежал большой рыжий кот – единственная душа в огромном холодном здании.
Примерно через час я уже сидела на вышеупомянутой лавке и молча ждала. Мимо проходила милая парочка с огромными рюкзаками – в этом районе люди в таком образе казались персонажами из кино, что мы уже успели испытать на себе. Мы не могли не удивиться друг другу. Завязался разговор. Ребята были уставшими и спешили домой. Не углубляясь в вопросы, поинтересовались, есть ли нам, где ночевать? И на единогласное «неа», позвали к себе. Такие худые, улыбчивые и дружелюбные. Три года они путешествовали по Южной Америке, чтобы найти свое идеальное место для жизни, и именно в этот день возвращались домой. Завершить дела, так как место нашли… Ни Колумбия, ни Перу, ни Мексика не вдохновили аргентинцев так, как маленькая деревушка в зелёных горах аргентинского штата Кордоба. Всё, что нам сообщили новые знакомые, один маленький, но главный секрет: «Это самое удивительное место во всей Южной Америке, в котором нам хотелось бы жить. Поезжайте посмотреть – не пожалеете.»
Через пару недель дорога привела нас в эту деревню. Честно говоря, мы стартовали из города автостопом в сторону водопадов на границе с Бразилией. Но промахнулись автобусом – тот доставил нас на трассу, ведущую в ту самую Капишу-дель-монте. Каких-то 700 км от Буэнос-Айреса. Мы прибыли вечером в разгар ярмарки, где поток местной жизни сразу вобрал нас в свою творческую атмосферу. Музыканты, артисты, мастера рукоделий, концерты фолк-музыки под открытым небом. Вокруг экодома причудливых форм и сады свежих фруктов. Древние скалы с пещерами, зелёные заросли, тропа водопадов, создавших природные ванны с прохладной водой. Само поселение едва ли было отмечено в путеводителях. Сюда приезжают в основном аргентинцы из городов, иногда встречаются американцы, которые любят пересекать ЮА на машине. Оказаться в Капише – это был большой вздох облегчения. И правильное место. Когда видишь саму жизнь, как чудо, никогда не знаешь, куда приведёт следующий шаг.
Страх
Израиль
Я приехала навестить друга в небольшой деревушке на севере Израиля. Минутах в десяти от дома бил холодный источник с чистой водой, прямо в овраге меж полей с виноградником. С утра пораньше я отправилась освежиться. Вокруг никого – красота. Только устроилась в этом природном бассейне, как меня настиг раздирающий звук сирены «уиу-уиу-уиу». Через пару секунд посыпались мысли: может, это военная тревога? Атака? Бомбардировка? Такой страх заставит пробежать десять км без подготовки. Ум поспешил вступить в обсуждение множеством голосов:
– Скорее, в бомбоубежище!
– Но где оно?
– Надо спасаться!
– Какая нелепая смерть!
– Говорили, не надо ехать в Израиль.
– Что делать?
– Есть здесь кто-нибудь?
– Почему эта сирена не замолкает?
И всё это в момент. Я хватаю рюкзак с полотенцем, взбегаю на верх оврага и замечаю вдали виноградарей, укутанных в солнце непроницаемые одежды, как ни в чём ни бывало продолжающих собирать урожай. И снова вступает ум:
– Странное дело…
– А они услышат, если им крикнуть?
– Может быть, это глупо?
– Но жизнь важнее…
– Их надо предупредить.
– Или бежать домой?
На этой мысли сирена умолкла. Виноградари продолжали работать. Сердце – отстукивать ритмы самбы. Желания продолжить водные процедуры не возникало. Вернувшись к дому, я разузнала у друга, что всё это значит. День памяти Холокоста. Сирена, а после – традиционная минута молчания.
Мёртвое море
Мёртвое море…
Самое живое из всех живых и живородящих…
Спрятанное меж сухих камней пустыни,
Отражающей ночью послания звезд…
Нескончаемых, великолепных,
Вторящих совершенству Вселенной.
Мёртвое море… И «шахар» – момент до рассвета,
Когда проясняются очертания глинистых гор иорданских…
Пальцы твои в маслянистом объятье морском. Их касаясь,
Приобщаюсь и я к таинству высыхающих вод,
Обжигающих раны…
Ты зовешь за собой окунуться в горячую гладь,
Сохранившую жар предыдущих полуденных солнц…
Мы парим в невесомости неба,
Прикасаясь мизинцами рук к тем влекущим нас странникам,
Скрывшимся в наших телах.
Каждый миг лёгкий импульс нас движет вперёд по воде.
Мы и птицы, и ангелы,
Вновь невесомая прыть.
Погружаясь в глаза твои, что отражают, усилив,
Бесконечную страсть мою, счастье быть мира рукой,
Я вбираю те ноты, которых не в силах забыть.
Взявшись за руки, смотрим, как солнце выходит из сна,
Ночь дороги нам глазу сомкнуть не позволила,