На следующий день, появившись в Институте, Мария направилась прямо к Карлу Рейтеру. Он принял её без промедления.

– Что с вами, Мария? У вас очень взволнованный вид.

– Есть с чего, штандартенфюрер. Похоже, работа в вашем отделе привела мою психику в совершенную негодность.

– Не понимаю вас, объяснитесь… Присаживайтесь. Будете кофе или предпочитаете глоток коньяку?

– Кофе… И коньяку тоже, если можно… Вчера у меня случилось… Произошло нечто странное… Не знаю, с чего и начать, герр Рейтер. Дело в том, что всё это очень необычно, необъяснимо, таинственно…

– Я привык к таинственным явлениям, ищу их всюду, охочусь за ними.

– Да, пожалуй, вам легче, чем мне.

– Рассказывайте, не стесняйтесь, я не стану смеяться над вами.

– Ко мне приходила фройляйн Хольман. Помните, она работала до недавнего времени здесь?

– Герда Хольман? – Рейтер оторопел, на его лице застыло выражение, которому Мария не могла дать определения: то было смешение ужаса и восторга одновременно. – Она не могла прийти к вам, Мария, потому что она умерла.

– Умерла?

– У неё оказалось слабое сердце. – Рейтер придал своему лицу печальное выражение. – Должно быть, не выдержала нагрузки. Она много работала.

– Значит, фройляйн Хольман не могла быть у меня… Да она и не приходила на самом деле. Я понимаю, что всё произошло не в действительности. Это было видение, сон наяву, но с настоящими чувствами и ощущениями. Да, сон… И она не была Гердой… – Мария взволнованно взмахнула рукой, пытаясь жестом помочь себе выразить пережитое. – Всё это было где-то не здесь, где-то даже не в нашем времени… Понимаете?

Рейтер громко сглотнул.

– Расскажите подробно, – сказал он, впившись в собеседницу глазами.

– Она называла меня дочерью. Не понимаю, как объяснить… И ведь я назвала её мамой. Вы можете представить такое? Можете ли найти объяснение? Она называла меня по имени.

– Какое имя?

– Браннгхвен…

– Браннгхвен? – Рейтер задумался, нахмурился, поднялся и направился к шкафчику, где стоял коньяк. – Пожалуй, я налью не только вам, но и себе.

– Это имя говорит вам о чём-то? – В сердце Марии загорелась надежда на какое-то разъяснение таинственного явления.

– О многом….

Рейтер вернулся с двумя рюмками и присел на краешек стола.

– Видите ли, Мария, – сказал он, понизив голос, – точный ответ на эту загадку нам предстоит отыскать вдвоём. Дело в том, что однажды я во сне… нет, не во сне… одним словом, на меня что-то нашло, затмение какое-то… И я назвал Герду этим самым именем. Должно быть, я принял её за Браннгхвен… Так что, как видите, у нас с вами есть много общего. Получается, что нас связывают не только американские дикари. Должно быть, мы встречались с вами в очень далёком прошлом, во времена Древнего Рима, где-то в Британии, среди кельтских племён. Что-то подсказывает мне, что я был тем друидом, который воспитывал вас, то есть Браннгхвен.

– Тут есть неувязка, герр Рейтер. Не я назвала её Браннгхвен, а она меня. Кто же из нас Браннгхвен?

– Обе…

– То есть? И о каком друиде вы говорите?

– Если верить легенде, это имя носили две женщины, похожие друг на друга как две капли воды. Мать и дочь. Жили они в период римской оккупации Британии. [17] Их воспитывал друид по имени Блэйддун. История очень невнятная, всё в ней звучит путано, нелогично. Видно, какие-то важные моменты затерялись при многократном переписывании текстов. Впрочем, это свойственно многим кельтским сказаниям.

– Чем же примечательна каждая из тех Браннгхвен? Почему о них сложена легенда?

– Блэйддун посвятил свою жизнь тому, чтобы сбылось некое древнее пророчество. Обе эти женщины были изнасилованы римскими легионерами. От них якобы начался род, давший через много поколений жизнь легендарному Артуру…

Карл замолчал, напряжённо думая о чём-то.

– Знаете, я только было успокоилась, только было на душе всё разгладилось, – проговорила устало Мария, – а тут снова всякая чертовщина.

– Успокоились?

– Да, меня перестали тревожить мысли о прошлых мифических жизнях. Вы ведь очень разбередили всё моё нутро. Человеку с глубоко материалистичным мировоззрением нелегко принять точку зрения, которую проповедуете вы…

– Вы же верите в Бога! Какое же это материальное мировоззрение, Мария!

– Вера в Бога… Это всё-таки другое, совсем не то, о чём постоянно твердите вы… И вот только я вошла в нормальное русло, начала работать, заинтересовалась историей, успокоилась… Если бы не война, я была бы почти счастлива. Конечно, если бы не судьба моей мамы… И вот вдруг со мной происходит это! – Мария закрыла глаза и плотно сжала губы, будто пытаясь справиться с внезапно накатившей болью. – Я не готова, понимаете, не готова принять всю эту мистику, потому что если ваша позиция верна, то вся жизнь становится сущей нелепицей, каким-то сном внутри другого сна. Знаете, что такое матрёшка? Вот так мне и представляются ваши реинкарнации: сон внутри другого сна, а тот внутри ещё одного и так до бесконечности. Жуть берёт. У меня нет сил справиться с этим…