После того, как Иосиф Ильич побывал на приёме у члена ЦК партии, его вызвал второй секретарь райкома и сказал: "Слушай, Ильич. Ну что ты всё мечешься и лезешь с разной ерундой к занятым людям? Ты бы посмотрел на календарь – время-то нынче другое. А ты всё ходишь, доказываешь что-то, учишь. Ты же не Ильич Первый и не Ильич Второй и, уж тем более, не Иосиф Великий, а всего лишь Иосиф Ильич", – подмигнул Иосифу Ильичу секретарь, выпроваживая его из кабинета.

После того разговора Иосиф Ильич был неделю подавлен и растерян, и только несколько лет спустя понял, кто во всём виноват. Именно вот из-за таких перерожденцев, пробравшихся в руководство партии, некогда единая, самая умная, честная и совестливая партия стала прибежищем проходимцев. А потом раскололась на множество мелких партий, в одной из которых – единственно правильной и стоящей на платформе Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина и состоял сейчас Иосиф Ильич, став уже не рядовым партийцем, а заместителем председателя ячейки.

Размышления Иосифа Ильича прервал появившийся на экране председатель Комитета всеобщей безопасности, проводивший свою очередную пресс-конференцию. «Вот ещё один ренегат и предатель нашего дела» – подумал, глядя на него Иосиф Ильич. О чём говорит ренегат и предатель, он не слышал, поскольку выключил звук ещё во время рекламы. Да это и не важно, о чём он говорил. Что мог сказать этот соглашатель, если он кормиться из рук власти и сам является властью, которая финансируется воротилами Западного бизнеса, а раз так, то и он куплен этими воротилами. И ничего хорошего, умного и полезного он сказать не мог, разве что разоблачить самого себя и покаяться в деятельности, приведшей к развалу партии и страны.

Не в силах больше смотреть на экран, Иосиф Ильич покрутил головой по сторонам, стараясь найти себе какое-нибудь другое занятие. Взгляд его упал на лежащую на столе газету. Газета была не его Партии, ибо свои газеты Иосиф Ильич аккуратно подшивал. Другие же газеты – не принадлежащие его Партии, он не читал, да и что могли написать эти жалкие, продажные листки, отпечатанные на хорошей бумаге и за границей? Рука Иосифа Ильича непроизвольно потянулась к газете, чтобы, спустя мгновение, яростно скомкав, растерзать её. Он уже схватил продажный листок, как вдруг из газеты посыпались какие-то листы бумаги. Иосиф Ильич взял один из них, посмотрел на текст, отпечатанный на принтере и, заинтересовавшись, нашёл начало текста и углубился в чтение.

Это оказался черновик статьи, вышедшей в той самой газете, растерзать которую хотела рука Иосифа Ильича. Статья называлась "Ко дню рождения человека без трудовой книжки". Обычный пасквиль. Якобы, у первого руководителя Страны Советов не было никакого трудового стажа, и за всю жизнь он только около полугода проработал помощником адвоката. И за это, его по всем советским законам должны были бы осудить, как тунеядца. И то, что он уклонялся сам от службы в армии и других призывал к уклонению во время войны, что по тем же советским законам во время войны грозило бы ему "стенкой". И за призывы к войне гражданской его бы тоже не погладили по голове и не вручили бы премию мира. И то, что он был идейным вдохновителем создания концлагерей для своих сограждан, – такие обвинения против самого человечного из человечных не были новостью для Иосифа Ильича. Ему доводилось читать ещё и большую мерзость. И его уже не поражало то, что у кого-то поднималась рука писать, печатать и продавать такое. Это его уже не поражало. Его поразило другое. Иосифа Ильича поразила подпись под статьёй. А под статьёй стояла фамилия его – Иосифа Ильича.

Не в состоянии прочитать статью до конца, Иосиф Ильич бросил листки на стол и, вскочив, бросился на кухню.

Жена Иосифа Ильича – Тамара Александровна, сидя на табурете, срезала мясо с костей для холодца и, завидев мужа, предложила ему:

– Осик, иди помогать. И косточек можешь поглодать.

Не обращая на её слова никакого внимания, Иосиф Ильич, с трудом подбирая от волнения слова, запинаясь, спросил:

– Это…это…это что там за самиздатовская литература у нас на столе?

– На столе? В газетке? – продолжала супруга и дальше спокойно заниматься своим делом. – Это, наверное, Веня оставил, забыв убрать в свою комнату. Он прибежал днём из университета, бросил газету на стол и снова убежал, даже не пообедав. Там ещё письмо тебе какое-то лежит.

Иосиф Ильич с минуту молча смотрел на спокойную жену, а потом, не выдержав, выдохнул:

– Да как он мог?! Как он мог принести в дом такую провокационную литературу?! Как он мог написать такое чудовищное… – он не мог подыскать подходящее слово.

– Ой, Осик. Сейчас же времена совсем другие. Что ты так разволновался. Можешь читать, что хочешь и писать, что хочешь.

От такого политического невежества Иосиф Ильич не сразу даже нашёлся, что сказать.

– Да ты понимаешь?! Да ты понимаешь, что ты говоришь?! – подыскал он всё-таки подходящие слова. – Как ты можешь сравнивать? Когда наша партия была единственной направляющей силой общества, тогда и газеты, и радио, и телевидение говорили только правду, потому что выражали взгляды трудового народа. А сейчас, за исключением нашей Партии и нашей газеты, все остальные только врут. А сейчас наш сын пишет какую-то фальшивку, её печатают, он приносит её в дом, и ты говоришь, что ничего страшного. А что я теперь скажу товарищам по Партии, если они узнают об этом возмутительном поступке?

– Ничего не говори. Какое им дело до того, что пишет и читает твой сын?

От таких слов Иосиф Ильич уже чуть было не потерял сознание.

– Да что ты такое говоришь?! – уставился он на жену. – У меня в голове не укладывается, что ты можешь спокойно такое говорить. Да разве я могу что-то утаивать от товарищей по Партии?

– Ну, хватит, – чуть повысила голос супруга. – Хватит уже морочить мне голову своей партией. Ты бы вместо того, чтобы шляться по митингам, да просиживать на собраниях штаны вместе с остальными бездельниками, лучше бы больше времени уделял семье и дому.