Пашкин отец опять поглядел на меня в упор и, явно довольный, улыбнулся, мол, я-то вижу тебя насквозь, но жизнь всё равно подтвердит, что я в тебе не ошибся.

– Ты, Сашок, не тушуйся понапрасну! – вступил в разговор Пашка. – Просто батя старается обратить моё внимание в твою чистую и светлую сторону! Указывает мне тот тип молодого современного человека, который, на его взгляд, заслуживает наибольшего уважения. А я, по мнению отца, ничего, окромя тумаков, не заслуживаю! Первый блин комом!

– Эх, Пашка! – миролюбиво усмехнулся Геннадий Петрович, нежно потрепав сына по волосам. – И в кого ты такой лоботряс? Неужели в меня? А ведь мог бы стать человеком!

В тёплой мужской компании мы достаточно долго проговорили на темы, задаваемые Пашкиным отцом. Интересно поговорили, и потому о Светлане я тогда совсем забыл. Да и упорхнули девчонки раньше меня и Пашки, не прощаясь с нами.

Вспомнил я о Светлане значительно позже, на одной из рыбалок месяца через два, пожалуй. В общем-то, в других местах я с Пашкой встречался вообще редко. Да, собственно говоря, рыбачили мы тоже иногда, хотя оба уважали это негромкое занятие, только всегда находились более важные дела. Может, три-четыре раза и удавалось за весь сезон, который мы закрывали перед ледоставом.

В тот раз нас убаюкивало в лодке на зыби, пока глядели на свои скучные поплавки, вот я и спросил лениво Пашку об отношениях с красавицей с его дня рождения, кажется, с Татьяной.

Пашка вытаращил на меня глаза:

– Я даже имя её забыл! Это же Светкина подруга. Не узнавал…

– А Светка у вас дома, мне показалось, была не впервые. Она тебе нравится?

Пашка вдруг захохотал, окончательно распугав рыбу:

– Не дай-то бог! Меня отец давным-давно предупредил, если к Светке подкачу или кого-то из моих дружков рядом с ней увидит, всем оторвёт всё, что болтается! А он зря бы не предупреждал! Потому я на нее и не гляжу, чтобы ничего не случилось! Хотя – ничего себе дивчина! Она мне давно за сестру. Ну, может, за двоюродную.

– Мутишь ты что-то! Сестра, за сестру или за двоюродную! Явно мутишь!

– Ладно! Раз уж зацепил, так расскажу. Всё равно рыбка сегодня спит дома, – согласился Пашка.

Мне стало интересно, а Пашка охотно заговорил:

– Квартира наша раньше была на улице Высокой. Знаешь, конечно? В стороне от старого аэропорта и далеко от нынешней квартиры. И от центра далеко. Но не это важно! Понимаешь, однажды в нашем подъезде взорвался газ. Может, ты и слышал об этом случае, хотя в газетах о нём точно не писали. Такое ведь редко случалось, но зрелище не для слабаков! Вместо квартир – провал под самую крышу! Дом со стороны, как после прямого попадания авиационной бомбы! Я был ещё мелким, только в первый класс ходил. Школа меня от гибели и спасла. А маленькая Светка спаслась в детском саду. А вот ее родители…

Я насторожился – задавая свой вопрос, узнать о подобной трагедии я никак не ожидал.

– Они жили на нашей лестничной площадке, – продолжал Пашка. – Отец Светки летал штурманом на пассажирском Як-42. Эти наши соседи были людьми во всех отношениях приятными, часто с моими родителями собирались, чтобы посидеть, поговорить. Особенно, в праздники. А если женщины что-то пекли, так обязательно друг дружку угощали, особенно, нас, детей. То они к нам что-то приносили, то мы им! Жили дружно и весело. В общем, они вдвоём тогда оказались дома и погибли. Такая создалась ситуация!

Я слушал, оглушённый чужим горем. С ним в мою жизнь вошёл не просто трагический случай, не просто посторонний страшный эпизод чужой истории, но вместе с ним предстала и знакомая мне девушка, уже известный мне живой человек, которому и пришлось принять на себя ту чудовищную несправедливость судьбы.

В общем, на меня та история, еще не досказанная Пашкой, уже произвела не только впечатление – она меня задела и потрясла. Она меня придавила чужой непоправимой бедой. Представить оказалось тяжело и больно: родители отвели дочурку в садик и навсегда исчезли под завалами! Оба! Одновременно! А она, совсем малышка, осталась несчастной сиротой.

У меня слезы подкатили, готовые… И я видел ее в гостях. Взрослая, красивая, самостоятельная. Родители могли бы ею гордиться, но судьбы семьи трагически разорвались…

Я и не заметил, что Пашка продолжал рассказывать, не дожидаясь, когда я приду в себя. А я будто оглох, что-то прослушал, но и просить повторения не осталось душевных сил.

Пашка же всё вспоминал и вспоминал, видно, не прерываясь:

– Еще задолго до тех событий батя мой души в маленькой Светке не чаял. При любой возможности играл и просто-таки обожал ее. Всегда что-нибудь в кармане припрятывал, чтобы порадовать свою любимицу. Конфетку или игрушку, шишку какую-нибудь, хотя бы жёлудь или самолётик ей бумажный соорудит. Больше, чем меня баловал, это уж точно! Я даже ревновал, потому шугал Светку при первой возможности. А когда батя у себя на работе про взрыв узнал… Пострадала не наша сторона подъезда, а противоположная… Жене, то есть, маме моей, он на работу позвонил, узнать, не попала ли в пекло! Сам успокоился, но ничего ей не сообщил. Потом уже все узнали, что всего два человека погибли. Как раз наши соседи. Взрыв прямо под ними случился, их квартира и осела в первую очередь, а уж на нее стали рушиться остальные. Но даже в той квартире, где взрыв и случился, никто сильно не пострадал. Вот ведь так бывает. Кому на роду написано…

Пашка помолчал, делая вид, будто переводит удочку в другое место. Потом поглядел на меня, наверно, оценил мою реакцию на свой рассказ, и неуверенно спросил:

– Дальше рассказывать?

– Ты же о Светлане собирался! – я мучительно проглотил комок в горле. – А сам оглушил меня тем взрывом. Сколько же лет прошло? Пятнадцать?

– Ну, да! Светка тогда в садик ходила, а теперь, погляди на нее, принцессой стала…

– Я уже не смогу с ней запросто говорить… Стыдно почему-то перед ней, будто я в том взрыве виноват. Жалко мне ее, что ли? Сам не знаю, почему так среагировал? – стал я выкручиваться, очень уж мне не хотелось, чтобы Пашка запомнил мою случайную слабость. – И как же она потом жила?