– Он - единственный ребенок ее покойной дочери, ее старшенькой. Он должен вернуться домой.

– Он должен вернуться домой, - так же спокойно сказал Стивенс.
– Я немедленно позабочусь об этом. Сейчас же позвоню.

– Вы добрый человек.
– Впервые она шевельнулась, чуть переменила позу. Он смотрел, как ее руки притянули ридикюль, сжали его.
– Я возьму расходы на себя. Не скажете ли вы мне, сколько это будет?..

Он поглядел ей прямо в лицо. И солгал, не моргнув глазом, быстро и легко:

– Десяти - двенадцати долларов вполне хватит. О ящике они сами позаботятся - останется только перевозка.

– Ящик?
– Опять она рассматривала его тем же пытливо-отчужденным взглядом, словно ребенка.
– - Он ей внук, мистер Стивенс. Когда она взяла его к себе, она дала ему имя моего отца - Сэмюел Уоршем. Не просто ящик, мистер Стивенс. Я знаю, что если выплачивать помесячно...

– Не просто ящик, - сказал Стивенс. Сказал точно таким же голосом, каким сказал "Он должен вернуться домой".
– Мистер Эдмондс наверняка захочет помочь. И я знаю, что у старого Люка Бичема есть кое-какие сбережения в банке. И если вы разрешите, то я...

– Ничего не нужно, - сказала она.
– Он смотрел, как она раскрыла ридикюль; смотрел, как она отсчитывает и кладет на стол двадцать пять долларов истертыми бумажками и мелочью - вплоть до никелей и центов.
– На ближайшие расходы этого достаточно. Я скажу ей... Вы уверены, что надеяться не на что?

– Уверен. Его казнят сегодня вечером.

– Тогда попозже к вечеру я ей скажу, что он умер.

– Может быть, вы хотите, чтобы я сказал?

– Я сама, - сказала она.

– Тогда, может быть, мне зайти и поговорить с ней, как вы считаете?

– Это было бы очень любезно с вашей стороны.

И она ушла, все такая же прямая, с лестницы донеслись легкие, твердые, по-молодому энергичные шаги и внизу затихли. Он опять позвонил начальнику иллинойской тюрьмы, потом в похоронное бюро в Джольете. Затем снова пересек пустынную раскаленную площадь. На этот раз ему пришлось чуточку подождать, пока редактор вернется с обеда.

– Мы отвозим его домой, - заявил Стивенс.
– Мисс Уоршем, вы, я и другие. Стоить это будет...

– Подождите, - сказал редактор.
– Кто это - другие?

– Пока не знаю. Стоить это будет около двух сотен. Не считая телефонных переговоров - их я беру на себя. Постараюсь при первой же встрече выудить сколько-нибудь у Карозерса Эдмондса; не знаю сколько, но хоть сколько-нибудь. И, может быть, еще долларов пятьдесят на площади. Но остальное ляжет на меня и на вас. Она настояла на том, чтобы оставить мне двадцать пять долларов, а это вдвое больше той суммы, которую я назвал, и ровно в четыре раза больше того, что она может себе позволить...

– Подождите, - сказал редактор.
– Подождите.

– Его привезут четвертым послезавтра, и мы поедем на вокзал - мисс Уоршем и его бабка, старая негритянка, в моей машине, а мы с вами - в вашей. Мисс Уоршем и бабка отвезут его домой, туда, где он родился. Где бабка его воспитала. Вернее, где пыталась воспитать. Катафалк до места будет стоить еще пятнадцать долларов, не считая цветов.

– Цветов?
– воскликнул редактор.

– Цветов, - сказал Стивенс.
– На все про все двести двадцать пять. И скорей всего ляжет это в основном на нас с вами. Согласны?

– То-то и оно, что не согласен, - ответил редактор.
– Но и другого выхода я не вижу. А если бы и видел, так, клянусь богами, новизна ситуации тоже кое-чего стоит. Первый раз в жизни выкладываю деньги за материал, который заранее обещал не печатать.

– Обещаете не печатать, - сказал Стивенс.

И весь остаток этого знойного, а теперь еще и безветренного дня, пока чиновники из муниципалитета, и мировые судьи, и судебные исполнители из разных концов округа, проехав пятнадцать - двадцать миль, поднимались по лестнице в его контору, и окликали его, и поджидали какое-то время впустую, и уходили восвояси, и возвращались снова, и опять сидели и чертыхались, Стивенс обходил площадь по кругу - от лавки к лавке, от конторы к конторе, обращаясь к торговцу и клерку, хозяину и служащему, доктору, зубному врачу, адвокату и парикмахеру со своей подготовленной короткой речью: "Это чтобы отвезти домой мертвого негра. Ради мисс Уоршем. Подписывать ничего не надо просто дайте мне доллар. Ну, тогда полдоллара. Ну, четверть".

А вечером после ужина в звездной неподвижной темноте он отправился на другой конец города, где стоял дом мисс Уоршем, и постучался в некрашеную дверь. Его впустил Хэмп Уоршем, старик с большим животом, раздувшимся от овощей, составлявших основную пищу всех троих - его самого, его жены и мисс Уоршем, - негр с мутными старческими глазами, бахромой белых волос вокруг лысой макушки и с лицом римского полководца.

– Она вас ждет, - сказал он.
– Она говорила, пожалуйста, поднимитесь наверх.