– Тетя Рита, я же вам ещё в том году говорил: не толкайте вы его в десятый класс. Зачем? Если человек не хочет, пусть идёт в свой лицей. Там бы он за один год прошёл программу и десятого и одиннадцатого классов, а на следующий год уже был бы на той самой специальности: химика-технолога, на которую он рвался. Всего два года бы он отучился – и на руках диплом. Вне конкурса на третий курс университета. Чего ещё желать? Я уже не говорю. – Макс снова почувствовал головокружение, вздохнул и принялся за почти остывшие пельмени.

– Я не могу понять: чем ему так не нравится школа? Почему он не хочет учиться?

– Чтобы не терять времени. Вот смотрите: сейчас бы он уже закончил десятый класс, а к лету одиннадцатый, правильно. Но сейчас, потеряв целый год, он бросит десятый класс. На следующий год вы его сами будете толкать в лицей, и он в него пойдёт, но тоже бросит: там целый год будет школьная программа, которая ему уже давно надоела своей легкостью и нудностью. Теперь видите, чего вы добились, – дожевывая последний пельмень, проговорил Максим, – а теперь спрашиваете у меня: смогу ли я помочь? Чем? Да, я с ним поговорю, но что это изменит. Время уже не вернуть, и сидеть в школе его не заставишь, а лицей ровно через год, – он бросит, вы вспомните этот наш разговор, что я говорил вам год назад. Я прав или нет?

– Ну а что теперь делать, Максимка? Я уже не знаю даже что и как ему сказать. Он меня вообще не слушает, понимаешь?

– Знаю, но нужно было думать раньше. Что теперь изменить. Его уже мы не переделаем. Что он сам решил – так и сделает.

Маргарита Леонидовна заплакала, понимая ошибку и ожидая, пока слеза побежит по щеке, только потом ее вытирала, чтобы не размазать тушь. Она молчала, что ещё можно сказать, и даже не заметила, как сестра Макса вошла в комнату, поставив торт, унесла тарелки из-под пельменей и салата.

– Максимка, пожалуйста, попробуй еще раз, я тебя умоляю.

– Не нужно плакать: если обещал, значит, попробую еще раз, но помните, что Рома сам примет решение. Я его хорошо знаю, и уже сказал вам, как он поступит. Мой с ним разговор ничего не изменит.

Двери в комнату открылись, и целая толпа гостей вошла во главе с мамой. Взяв Маргариту Леонидовну за руку, сказала:

– Рита, пойдём танцевать, тебя уже все заждались… – её речь оборвали увиденные слёзы, – что случилось? Максим! Опять ты что-то натворил?

– Не успел – вы помешали. – Съязвил Макс и отвернулся от этой “праздной толпы” – по-другому он их никак не мог назвать. Его утомил этот разговор, и он закрыл глаза, и ждал, пока все выйдут из комнаты.

– Сейчас я приду! Нам с Максимкой нужно поговорить! Выйдите, пожалуйста, из комнаты! – Но никто не выходил, тогда Маргарита Леонидовна сама вышла из комнаты, и все, кроме матери Макса тоже вышли вслед за ней.

– Всё нормально, сынок! Покушал?

– Да, всё хорошо, мама, не переживай. Я чувствую себя хорошо.

– Поспи немного, а-то совсем ослабнешь…

Уже засыпая, Макс почувствовал, что кто-то сел на кровать рядом и обнял его; понял, это снова Маргарита Леонидовна, и что-то хотел сказать, но силы оставили его…

Максиму снова приснилась любимая учительница, и он снова проникся всеми чувствами. Но сейчас что-то странное было в этом сне: он не видел её лица. Всё же понимал и чувствовал, что ещё терзает её. Однако, сейчас он видел её на переднем сидении автомобиля, а за рулем до боли знакомого человека – но кто это так и не понял. Только одно томило: чувствовал, что-то важное решается в этот момент, и машина набирает скорость… Обстановка накалялась, и Макс, ворочаясь во сне, изнемогая от своего бессилия. Не в силах понять суть проблемы до конца, он ещё раз попытался, но не смог – ещё, наверное, рано, подумал, а в следующий миг отчетливо увидел, как столкнулись машины, и весь мокрый, забыв о сломанной ноге, резко сел на кровати, причинив себе острую боль. Сидел несколько минут, расслабив ногу ожидая, когда, утихнет боль.

– Привет, выспался? – Максим не повернулся, услышав голос Романа, а спросил:

– Не знаешь, к чему постоянно снится пустая коляска у подъезда?

– Понятия не имею, что бы это значило! – “Наверное, эти сны как-то связаны между собой, и нужно разобраться в них, до конца”.

– Ты в школе вчера был, Рома?

– Да, Светлана Викторовна заболела.

– Давно? – У него мурашки пошли по телу.

– Уже две недели её вообще не было в школе, и уроки за неё никто не ведёт. – Роман ещё что-то говорил, а Максим думал о Светлане Викторовне, о том, что уже столько лет любит её, а эта любовь так ничего ей не дала. А что, казалось бы, она могла дать “замужней” женщине? К чему же коляска, не это ли отгадка? Всё время ощущал, что любовь чувствовал всё сильнее и сильнее, понимая, что только Светлана Викторовна может так любить. Он попытался представить: где она сейчас находится, о чём думает; но разве об этом сейчас я должен думать.

– Ты меня хоть слушаешь? Кажется, я говорю в пустоту, я же вижу, что ты думаешь о своём.

Макс снова не услышал слов своего друга. Он понял, что именно сейчас: больной и ослабленный, в данный момент ни к чему не готовый – именно сейчас он должен, взвалить на себя этот тяжкий груз. Также вдруг внезапно осознал, что он должен помочь родить своей любимой женщине. Он чувствовал сильную головную боль и покалывание в сердце. Максиму стало сильно плохо, что всё у него сразу же заболело, и поплыло перед его уставшими глазами; и он хоть как-то, уменьшить свои страдания – закрыл их, но снова перед ним появилась сцена аварии. Теперь, уже вновь увидев эту силу переживаний Светы, понял, что к ней привело. В момент столкновения она поняла своё бессилие, и оно, воспользовавшись открытостью и ослабленностью, улучив момент, овладело ей, нанеся тем самым тяжелую психологическую травму… Уже из последних сил подумал: “Но что я могу сделать? Ведь для неё я маленький мальчик…” – и упал на подушку, уже не в силах сохранить положения сидя…