Генри закрыл глаза. Он больше не мог сопротивляться, будто какая-то сила тянула его за руки и ноги, а он сам проваливался в бездонную яму, сжимался, занимая в себе самом все меньше места. Генри стянул перчатки и уронил их в воду, даже не чувствуя рук. Он сделает то, что Сивард не смог. В Освальде так много силы, и он заберет ее всю, вместе с бессмертием. Отец ведь лгал ему, отец – и есть Освальд. Вода невыносимо жгла колени, и Генри почувствовал, что ноги делают шаг без всякого его участия и еще один, – меч его не остановит, ничто его не остановит. Отец попятился к берегу, и Генри первый раз в жизни увидел на его лице страх, но не замедлил шага. Он силен, как никогда, а сейчас станет еще сильнее. Мысли были сонными и будто чужими. Генри из последних сил открыл рот, пытаясь что-то сказать, но язык больше ему не повиновался. Огонь торжествующе пылал внутри его, могучий, непобедимый, и Генри, беспомощный, собрал всю свою волю, весь свой страх и сделал единственное, что мог, – это стоило ему таких усилий, как будто он пытался сдвинуть огромный валун. Он заставил себя оступиться.

Генри медленно повалился в воду, и вода накрыла его с головой, обожгла кожу. Так, наверное, чувствовали себя обычные люди, оказавшись в огне. Было так больно, будто его перемалывает горный обвал, крошит ему кости. Он закричал, и в рот попала вода. Она давила со всех сторон, огонь пытался поднять его обратно, отец тоже, и Генри беспомощно хватался за дно, обламывая ногти. Он проиграл, он не успел найти Сердце до того, как его время кончится. Все инстинкты требовали, чтобы Генри разжал руки, но он не мог, под водой огонь не имел власти, он снова чувствовал себя собой, и это было так прекрасно, что лучше уж не всплывать. Но рука в железной перчатке упорно тянула его вверх, схватив за воротник, точно как в тот день, много лет назад, когда отец столкнул его с бревна в горную реку, чтобы научить плавать. Генри из последних сил зашарил по дну, пытаясь ухватиться хоть за что-то, и рука скользнула по чему-то ребристому, гладко-твердому, непохожему на речные камни. Генри вцепился в это обеими руками, и огонь вдруг отступил, будто сжался и ушел в глубину. В ту же секунду отец рывком вытащил его, и Генри сел на дне, дрожа и задыхаясь. Вода стекала с волос, катилась в рот, и он жадно сглатывал ее, он знал: это недолгая передышка, огонь не исчез, конечно, он не исчез, просто затаился, охваченный дикой злобой на то, что его отпугнули, когда он был уже так близок к победе. Тут Генри понял, что все еще прижимает к груди то, за что пытался уцепиться, опустил глаза и закашлялся.

Это был ларец из гладких ветвистых алых камней. Генри был без перчаток, но ларец даже не нагрелся, и с уколом внезапной, безумной радости Генри понял: он знает, что внутри.

– Там же ничего не было. – Отец потрясенно глядел в воду. – Как ты понял, что его надо достать со дна?

Генри вяло пожал плечами. Он чувствовал себя выпотрошенным, совершенно пустым, как будто уже умер и только по какому-то недосмотру его тело еще дышит. Он был уверен, что отец попытается отнять ларец, но потом понял: ларец тяжелый, одной рукой не возьмешь, а Генри уже видел – отец слишком его боится, чтобы выпустить меч.

А потом отец шагнул вперед и прижал острие меча к его горлу.

– Поставь ларец на берег, – резко сказал он.

Генри с трудом, как старик, встал и побрел к берегу, вцепившись в ларец так, что побелели пальцы. Вода блестела, мелко серебрилась вокруг, гладила ноги, будто не хотела отпускать его, но Генри выбрался на берег и вместе с ларцом опустился на траву.

– А теперь открой крышку. Ты сейчас поймешь кое-что, – отрывисто проговорил отец. – Знаешь, что было самым интересным в твоем походе? Что он с самого начала был обречен на провал.

Генри представлял, что этот момент будет более торжественным, но все, о чем он сейчас мог думать, – как ему холодно, как близко острие меча от его лица и как, оказывается, приятно прикасаться к чему-то голыми руками и не превращать это в груду пепла. Время текло медленно, будто расплавилось. Генри крепче обхватил крышку и потянул ее вверх.

До этой минуты он даже не думал, что Сердце волшебства так похоже на обычное сердце – человека или животного. Зато он был уверен, что оно будет великолепным, сияющим и невероятным, и все вокруг сразу изменится.

Сердце, лежавшее на дне кораллового ларца, было тусклым, дряблым и сморщенным, оно еле билось, будто задыхаясь, – судорожные, короткие сокращения.

– Оно выглядит даже хуже, чем я надеялся, – довольным голосом сказал отец. – Ты не знаешь одной важной подробности, Генри. Когда Сивард спрятал Сердце, оно перестало давать людям дары, но ты уже понял – в нашем королевстве все взаимосвязано. Самому Сердцу силу давали волшебство и те вещи, в которые люди вкладывали частицы своего дара, и это не изменилось, когда его спрятали. С каждым уничтоженным старинным предметом, с каждым убитым существом или волшебником оно становилось чуть слабее. Я триста лет уничтожал предметы, не только чтобы создать армию. Я хотел, чтобы оно погасло. Хотел точно знать, что дары никогда не вернутся. Как же я ненавидел свой дар. – Отец постучал по виску пальцами свободной руки. – Он меня с ума сводил.

– Какой? – одними губами спросил Генри. Он по-прежнему стоял на коленях, и от этого отец казался еще выше ростом, чем всегда, он нависал над Генри, заслоняя собой свет.

Отец рассмеялся коротким, хриплым смехом. Острие прижималось к коже Генри легко, почти ласково.

– Я видел будущее. Неплохой дар для короля, вот только последние несколько лет своего правления я все время видел одно и то же: меня свергали с престола и убивали. И я решил: сделаю так, чтобы это будущее никогда не наступило. Я подарил себе бессмертие. А сейчас, когда Сердце погаснет, пойду и снова отвоюю трон. Верну себе то, что принадлежит мне по праву. – Он сделал шаг к Сердцу, но Генри наклонился над ларцом, отгораживая его от Освальда, и тот послушно замер. – Оно больше никогда не загорится в полную силу, Генри. За последние сутки оно совсем ослабло: убит Тис, сейчас умирает волшебный Ледяной лес. С дарами покончено. То, что сделал Сивард, было зря. Лучше бы он сидел дома и остался жив. А теперь силы Сердца хватит, только чтобы исполнить какое-нибудь простенькое желание. Мне как раз пригодится способность находить спрятанные клады: моя нынешняя армия годится разве что для устрашения, но толку от нее мало, а монеты у меня на исходе. Пора пополнить запасы, тогда я смогу купить кого угодно, и он будет добровольно мне служить.

Генри сидел не двигаясь и не отводил взгляда от жалкого, сморщенного Сердца. Ему казалось, что его собственное сердце так же едва бьется задыхаясь, не способное уже никому ничего дать, выдохшееся и слабое.

Острие меча чуть сильнее надавило ему на горло. Налетевший откуда-то ветер рвал с деревьев лепестки, и они вились вокруг, как розовый снег.

– Все будет хорошо, – мягко сказал отец. – Не переживай из-за даров. У тебя-то он и так есть, а какое тебе дело до других? Я до сих пор не понимаю, почему ты, по какой-то странной игре природы, родился с даром в королевстве, где все уже давно стали бездарными. Но нам повезло: ты – последнее могучее волшебство в королевстве. Я стану королем, а ты – моей правой рукой, как и предсказано. С каждым, чью силу ты заберешь, ты будешь становиться сильнее. Вместе мы станем непобедимы, и при таком защитнике, как ты, больше никто не посмеет меня свергнуть. А теперь встань и сделай шаг назад – я должен загадать желание, пока этот жалкий заморыш не погас совсем.