Я знаю, что тебе будет очень трудно. Знаю, что ты не захочешь увидеть ребенка. Я надеюсь, что он жив, и с ним всё в порядке. Я ведь не могу заглянуть в будущее…, а мне так этого хочется. Прошу тебя, любовь моя, не отталкивай его. Ему будет еще тяжелее, чем тебе. У него с рождения не будет матери. Значит, у него останешься только ты. Тебе придётся найти для него любовь так же, как ты нашёл её для меня. Ведь он – всё, что осталось от меня в твоём мире. В нашем ребёнке есть ты, и есть я. Это то замечательное, что мы сделали вместе с тобой с большим удовольствием (не улыбайся, мне стыдно это писать). Для начала, хотя бы посмотри на него. Вдруг он тебе понравится?

Вот и всё, что я хотела бы тебе сказать. Мне нравилось быть твоей супругой. Мне нравилось ощущать шёлк твоих волос под моими пальцами и целовать твои необыкновенные, цвета грозы, глаза и твёрдые губы. Каждая проведенная вместе с тобой ночь заставляла мою душу петь. А твоя сильная рука на моём животе дарила чувство покоя и защищённости.

Я счастлива, что именно ты был моим мужем. Я люблю тебя, ваше величество Фернан Этан Себастиан Дировиг король Эборна, мой супруг, мой король!

Твоя королева

Ах, нет…

просто любящая тебя Флер»

Обхватив живот руками, словно получив удар под дых, король упал на колени, его грудь сотрясали рыдания. Нэвилу показалось, что Фернан опять впадёт в безумство. Но тот вдруг поднял голову и глухо уронил:

– Кто родился?

– Мальчик. У вас родился сын, ваше величество. Он здоровый и сильный ребёнок.

– Ещё бы, – глубокая морщина прорезала высокий лоб короля, – На столько сильный и здоровый, что убил мою Флер.

Нэвил в ужасе содрогнулся.

– Что ж, давай посмотрим на него, – с трудом поднялся король, – Пусть выбьют на саркофаге «Любимая Флер». Всю остальную ерунду, что пишут обычно, где-нибудь в ногах и мелким шрифтом. Я хочу, чтобы каждый день у неё были свежие цветы. Она любила белые лилии… любила… Слышишь, Нэвил? Каждый божий день!

Герцог скупо кивнул, и они двинулись в покои принца.

*****

Кормилица сидела в большом кресле с ребёнком на руках. Нежным голосом она напевала что-то, с удовольствием баюкая младенца. Он был необыкновенно хорошеньким, с гладкой беленькой кожей и коротенькими тёмно-каштановыми завитушками, мягкими, как самый дорогой шёлк. Его маленький носик был аккуратным и прямым, а когда он гримасничал, на щёчках появлялись игривые ямочки, как у отца.

Когда дверь резко открылась, кормилица подскочила и уважительно поклонилась, крепко прижимая к большой налитой груди завёрнутый в голубой атлас свёрток.

– Давай, покажи мне того, кто убил мою королеву, – довольно грубо приказал король перепуганной женщине.

Герцог Милонский инстинктивно подобрался, втянув голову в плечи. Тон его величества не обещал ничего хорошего. Его светлость приготовился защищать наследного принца.

Кормилица выпрямилась и откинула с маленького личика кружевной треугольник, закрывший младенца во время её поспешного поклона. Мальчик завозился и распахнул огромные глазки цвета горького шоколада, обрамлённые длинными загнутыми чёрными ресницами. Фернан вздрогнул. Этот ребёнок был так похож на неё, и, в то же время, на него. Как и писала Флер… «он – всё, что осталось от меня в твоём мире». Будто она всё знала заранее. А может, и знала...

Король поднял глаза кверху, задрав голову к лепному потолку, стараясь сдержать рвущие грудь рыдания. Простояв так довольно долго, он вновь вернул внимание младенцу. Усмехнулся одним уголком губ и вдруг, протянув руку, погладил упругую щёчку мальчика согнутым указательным пальцем. Нахмурившись, повернулся к Нэвилу:

– Смотри, не потеряй ещё и его!

Король развернулся и тяжёлыми шагами, пошатываясь, пошёл прочь, а герцог Милонский почувствовал, как отпускает жуткое напряжение, и, наконец, позволил себе подобие улыбки на измождённом лице. Что ж, малыш, у тебя была замечательная мать. Даже после смерти она смогла укротить сердце твоего властного отца. Всё у тебя будет хорошо, маленький принц. Всё будет хорошо…

41. Дуэль

Что без тебя просторный этот свет?

Ты в нём одна. Другого счастья нет.

У. Шекспир

Когда известие о смерти Флер достигло королевского двора Лирании, в ворота столичного особняка герцога Берского въехал вконец уставший гонец. Он передал дворецкому его светлости небольшой конверт из плотной голубой бумаги, запечатанный личной печатью королевы Эборна. На конверте не было ни адреса, ни имени.

Дворецкий вошёл в довольно большую гостиную, когда его светлость стоял у камина, задумчиво вглядываясь в полыхающее пламя. Почему-то герцогу вдруг вспомнились искры в любимых глазах цвета горького шоколада, и грустная улыбка мелькнула на красивых губах. Его жена сидела в глубоком кресле, кутаясь в плед, хотя в комнате было довольно тепло. Впрочем, она всегда была чем-то недовольна… Альберт, по-прежнему, с трудом переносил её присутствие в своей жизни.

– Что у тебя, Ламот? – герцог раздражённо поднял одну бровь, ожидая, когда застывший в дверях дворецкий, наконец-то, оттает и передаст ему почту. Он уже увидел небольшой конверт на серебряном подносе.