На мой взгляд, артистка, играющая дочь героя, попала не в жанр. Была бы барышня эфирно-воздушная, мог бы выйти водевиль с комедией. Когда на плацу перед казнью, поручик бросается на колени перед папой-«карбонарием» и просит у него благословения на брак. Но девушка играла фанатичку, читающую Чернышевского, и вышла революционная драма.

– Папа, как ты мог меня не посвятить в свою борьбу? Ты меня берег – но позволь сейчас мне встать рядом с тобой!

– Ну что ж, вместо одного приговоренного, двое. Господа офицеры, исполняйте приказ!

– Поручик, выйти из строя! Господин Мерзляев, вы сволочь – заставляете парня стрелять в свою невесту и ее отца!

– Полковник, это что, бунт? Именем Государя приказываю! Целься!

Поручик, с криком «умри, подлец», направляет ружье на Мерзляева. Его товарищи разоружают жандармов. Выстрел – и агент Третьего Отделения с ухмылкой говорит:

– Ну вот вы свой выстрел сделали… холостой. И загубили свою карьеру. Главное, ради чего – актеришки, игравшего роль.

Я рассказываю столь подробно о каком-то фильме – чтобы вы поняли: пусть господин инквизитор изображал из себя доброго самаритянина, но я (как считала) видела его подлинные намерения! Сделать меня своей наложницей, кормящейся с его руки, или… Студенчество всегда считалось рассадником вольнолюбивых мыслей, и для тайной полиции любой страны обычной работой было, вербовать осведомителей среди тех, кто опасен для власти. Выходя с занятий, я ждала, что рядом остановится черный автомобиль – не придут ведь за мной в общежитие или в университет, если речь идет о тайной вербовке? Но шли дни, недели, месяц – а ничего не происходило. Ожидание неизбежного становилось нестерпимым – и тогда я решилась. Я не тратила его проклятые деньги – ну лишь самую малость. Я верну их ему, и скажу, чтобы он не надеялся ни на какое сотрудничество. А если ему не понравится – то пусть отправляет меня к Яцеку! Это будет честнее.

Как найти в Москве человека из столь тайного учреждения? Ну, если вспомнить, что к нам в Львов он приезжал с напарницей (или любовницей?), открывавшей филиал Дома Итальянской Моды. Который был весьма известен в Москве, а о показе особой коллекции за неделю были афиши и писалось в газетах. И потому, был шанс, что он тоже придет, сопровождая свою знакомую. И я не ошиблась!

Я сначала наблюдала за ними со стороны. Пожалуй, она ему не жена, а скорее, подчиненная – но явно неравнодушна к своему шефу, что ж, идеальная будет пара, жандарм и современная версия Миледи! Дождавшись когда она отлучилась, я подошла к нему и хотела швырнуть ему в лицо его деньги – но все ж надо было приличие соблюсти.

А он сумел и тут меня унизить. Не взяв денег, пригласил меня пройти куда-то. И я послушно пошла следом, хотя понимала, что не должна. Он подвел меня к самой Лючии Смоленцевой (главе и распорядительнице всего действа!) и сказал – так, что слышали все рядом:

– Пани Стася, вы не имеете передо мной никаких обязательств, и ничего мне не должны. Более того, я добавляю вам столько же – и прошу вас, Люся, помочь этой пани выбрать все по самому высшему разряду. Ну а я вынужден вас оставить – честь имею, пани Бельковская! – срочные дела.

И исчез – наверное, к своей подружке-агентессе побежал, которая ему еще и постель греет! А я как дура стою – не зная, что мне делать!

– Пойдем! – сказала мне САМА Лючия, фото которой я видела на обложках – подберем все на твой вкус и размер. Если такой человек за тебя просит…

Мне наверное, следовало повернуться и уйти, с гордо поднятой головой? Но я не революционерка из того фильма – способная ради идеи встать перед расстрельной командой. Мне уже тридцать пять, скоро я буду старухой, на которую не взглянут. А дом Итальянской Моды для любой женщины, это еще соблазнительнее, чем кондитерская лавка для ребенка! При том, что на мне сейчас мое единственное приличное платье (сшитое пять лет назад), пальто потерто и поношено, а шляпка давно потеряла форму и едва держится на голове (в ветер, собирая по тротуару все лужи и пыль).

Чудесное меховое манто – на зиму. Элегантное демисезонное пальто. Плащ-накидка с капюшоном. Четыре платья, на все случаи и сезоны. То, что под платьем носят. Босоножки на лето, туфли на весну и осень, сапожки на зиму. Шляпы – самая нарядная «на выход», с вуалью и шелковыми цветами, еще теплая на зиму, из толстого фетра, еще широкополая соломенная на лето. Зонтик складной с цветочным рисунком (в сумочку положить), зонт большая трость (синий с белой каймой, а не уныло-черный) для бури с ливнем. Элегантная большая сумка с наплечным ремнем и карманом внутри для полезных мелочей, можно маленькую сумочку не брать – впрочем, и такую сумочку «на выход» я тоже взяла. Перчатки – кожаные теплые и летние тонкие. Потратила все до копейки – после брошу все это в лицо господину инквизитору, когда он мне предложит стать его шпионкой или содержанкой, ну а до того дня имею право пользоваться, в компенсацию за все, что я перенесла! Но как я сейчас все это увезу?

– Не беспокойтесь, пани, у нас можно заказать доставку. Впрочем, если вы подождете, то можете ехать со мной, нам почти по пути. И я не откажусь подвезти вас, с вещами.

Мы мило беседовали – о самом разном. И лишь у себя в общежитии, отвечая на восторженные вопросы соседок по комнате (и с всего этажа набежали, смотреть обновы), «как, ты ехала с самой Лючией»? – я сообразила, что рассказала этой итальянской синьоре практически все о себе. Но я надеюсь, что она в «инквизиции» не числится?

Ах, пан инквизитор, что ж вы творите со мной? Немцы были проще и грубее – в гестапо предпочитали ломать тело, а не душу, принуждали к подчинению, но не пытались вызвать любовь к себе. Я уже сомневаюсь в том, что было святым для меня, и Яцека. А еще, мне страшно это осознать – у нас, у католиков, таинство брака это именно слияние двух половинок в одно неразделимое целое, чего не понимают протестанты и атеисты – но Анджей, с которым я венчалась в варшавском соборе шестнадцать лет назад, сейчас гораздо менее реален для моей памяти и ума, чем вы, пан инквизитор – я ненавижу вас и боюсь, но в то же время ощущаю вас и себя, двумя полюсами магнита, тянущимися друг к другу!