Сунув деньги в карман, он решает отыскать ресторан, который знал когда-то, — он уже успел восстановить в памяти план города. Боже мой, где же этот ресторан находился? Ему казалось, что он найдет его с закрытыми глазами, а вот извольте — вдруг потерялся среди маленьких улочек. Не важно, ведь еще не поздно. А если б даже и было поздно? Он ведь никуда не торопится. Пересекая авеню Победы, он купил в киоске газеты, в которых уже не упоминается о катастрофе, — он прочтет их за ужином, — а также детектив — его он будет читать в постели, если не заснет сразу, в чем он сомневается, так как уже сейчас только и думает о том, как бы заснуть тем особым, беспечным сном, какой появился у него за последние два дня. Ну-с, так где же он находится? Этот ресторан, который он ищет, был где-то недалеко от Французской улицы, — значит, к Французской улице ему и надо вернуться. Вот улица Бюффа. Направо? Нет, конечно, налево!

Улочка, на которую он сворачивает, в этот час пустынна и темна. Ни одной освещенной витрины. Очень мало прохожих. Внезапно в нескольких шагах впереди него возникает женщина, непонятно, молодая или старая, уродливая или красотка, но стройная, хотя и горбится, — он замечает это, когда равняется с ней, — должно быть, ветер заставляет ее втянуть в плечи голову, повязанную платком. Во всяком случае, это, видимо, женщина местная, и она должна знать, где находится ресторан, — у него еще такое итальянское название… Ага, вспомнил: «Альфьери»!

Он ускоряет шаг и нагоняет женщину как раз возле фонаря:

— Извините, пожалуйста, можно вас спросить?

Она останавливается, оборачивается. Лицо ее попадает в полосу яркого света, и Гюстав с удивлением видит, что оно залито слезами.

— Простите, — бормочет он, — я…

— Ничего, мосье. Если я могу быть вам полезна… — Она глотает слезы, стараясь по возможности успокоиться. — Вы ищете?..

— Ресторан… «Альфьери»…

— Он находился на Французской улице, мосье, но уже много лет не существует.

Она молоденькая блондиночка, хорошенькая, хотя страдание искажает ее лицо: он застал ее в тяжелую для нее минуту. Она совсем не похожа на Глорию, и, однако, что-то у них есть общее, — Гюстав не может понять, что именно, но это волнует его. Он говорит «спасибо». Теперь надо было бы повернуться и уйти, но он не может так вот ее оставить.

— Вы плачете? — задает он глупый вопрос.

— Да, — просто отвечает она.

— У вас горе?

— Это не то слово. — И поясняет: — Я потеряла человека, который был для меня всем.

— Извините меня, пожалуйста.

— Ну, что вы, откуда же вы могли знать?

Он думает: «Любовная история? Наверно, какой-то тип бросил ее?»

Она говорит:

— Сегодня днем в больнице умерла моя бабушка. Больше у меня никого нет.

— А родители?

— Я потеряла их, когда была совсем маленькой. Бабушка меня и воспитала.

— Понятно, — говорит он.

— Нет, — говорит она, — вам этого не понять, никак.

Произнося эти слова, она снова заливается слезами. Она плачет, а он, глядя на нее, понимает, что, хотя внешне это вполне сформировавшаяся женщина, перед ним очень юное создание.

— Послушайте, — говорит он, растрогавшись, — не надо так расстраиваться!

Она смотрит на него, прямо в глаза.

— Если бы вы только знали!.. — говорит она с щемящей тоской. И, постаравшись взять себя в руки, добавляет: — Мне очень жаль, но этот ваш ресторан…

— Вы-то тут при чем! Но, может быть, вы знаете другой поблизости, в таком же духе?

— Да, на Французской улице есть ресторан «Валентини». Идите прямо… потом налево. Он как раз на углу, вы легко найдете.

— Пойдемте вместе, — говорит он. И берет ее за локоть, пытаясь увлечь за собой.

— Нет, — говорит она, осторожно, не резко, высвобождая руку, но продолжая идти рядом с ним. — Нет, я не голодна… — И как бы в оправдание своего отказа добавляет: — И потом я совсем вас не знаю.

— Нет, знаете, — говорит он.

До сих пор они никогда не сталкивались, ни разу не видели друг друга, и, однако, то, что он сказал, правда, и оба это чувствуют: случается, возникают такие токи, против которых человек бессилен, которые рождаются от одного взгляда, от звука голоса. Она прекрасно понимает, что этот человек со строгим лицом не из тех предприимчивых мужчин, которые пользуются случайной встречей. К тому же она вся в слезах и даже не пытается их сдержать; она знает, что выглядит ужасно, она рассказала ему о своем горе, и если он продолжает интересоваться ею, значит, у него есть на то причины, быть может, даже серьезные. А она так растеряна, в таком горе, — он ведь не знает, не может знать, как глубоко ее отчаяние. Тем временем он говорит:

— Я знаю, я чувствую, что не должен оставлять вас одну. Я обязан вам помочь. — И добавляет: — Послушайте! Но вы же все-таки ушли из больницы. Почему?

— Бабушка умерла в пять часов. Я до сих пор сидела с ней! Но мне надо сходить к нам на квартиру, чтобы взять кое-что. Я хочу провести ночь подле нее.

— Только сначала вы поужинаете, — решительно заявляет он.

— Я же сказала вам, что не голодна.

— И все-таки я заставлю вас что-нибудь проглотить: вам надо подкрепиться.

Наивный, какой-то даже нелепый диалог, — оба это вдруг понимают. И она решается: