Настоящей доброте.

Рассказать она сумеет

О жестокости людской,

Ты тогда не пожалеешь,

Что пришел домой пустой!

В тридесятом государстве

Жил капризный Царь-тиран.

И любил он в своем царстве

Лишь жестокость и обман.

Что Царь новое увидит,

Всё несут ему тотчас.

Царь, взглянув, лицо закривит,

Будто вытошнит сейчас!

И добро назад уносят.

Не понравилось ему!

Хоть брильянты на подносе!

Результат один – в тюрьму!

Развлекать его всяк должен.

Что ни спел – все ерунда!

Угодить ему не смогут

Даже тридцать три шута!

Кислый царь похож на уксус,

Всё вокруг не по нутру.

Никакой приятный мускус

Не понравится ему!

И от скуки многолетней

Царь отправился туда,

Где стоит лишь дуб столетний,

Подпирая облака.

Дуб расправил гордо плечи,

Мощный ствол – краса очей!

Каждый путник будет встречен

Тенью, свежестью ветвей!

Тут и белочка, резвясь,

Шустро прячется в дупло.

И шумит листва, смеясь:

«Мне щ-щ-щекотно! Мне смеш-ш-шно!»

Но царю не полюбилась

Ни прохлада, ни тенёк.

И велел Царёк оставить

От красавца лишь пенёк!

А придворные учтиво

Возразили: «Красота!»

Царь скривил губу плаксиво:

«Все спилить! Пилу сюда!»

И творенье вековое

Обреченно пало вниз,

Увлекая за собою

Зуб пилы. И звук повис…

Дуб навеки обнимает

Белку шуструю свою,

Но она не отвечает.

Белка спит. Она в раю!

И тогда, взревев, как море,

Появился Царь Лесов!

Высотой своей, как горы, —

Водопад течет усов.

– Ты почто, злодей, обидел

Тех, кто был мне сердцу мил?!

Белку что ли не увидел?!

И почто ты дуб спилил?!

Царь затрясся мелкой дрожью,

Только вида не подал.

– Белку я не заприметил.

Ну, а дуб… пройти мешал!

Не пойму я, что такого?

Дуб сгодится на дрова.

Белка – даже не корова!

Больно уж она мала.

С белки – проку никакого.

Не сошьешь и воротник! —

Так сказал Царю Лесному

Сей злодей и сразу сник.

Взвились вверх царёвы усы,

Разлетелся водопад!

Вмиг рассыпались, как бусы,

Все придворные назад!

– Лжешь! – раздался голос зычный,—

Дуб тебе не помешал!

Ну, а я так разозлился,

Что тебя б с землей смешал!

Лесной царь к ветвям склонился,

Белку бережно достал.

Вмиг в лице переменился,

Почернел и так сказал:

– Моя белка-невеличка,