Шрифт:
Звонила Алёна. Марина нажала на кнопку приёма и приложила мобильник к пылающему уху. Почувствовала, какой он холодный.
– Алло, Валер! Валера, привет! Ты меня хорошо слышишь? – застрекотало в динамике.
Марине не понравилось, как звучало это «привет»: Приве-е-ет!
– Валера умер, – сипло ответила она.
– Что… – запнулась Алёна. – Кто говорит?
– Кровавая Мэри, – сказала Марина. – Валера умер, и прекрати звонить ему, сука.
Разрыдавшись, она уронила руку с трубкой и разжала пальцы. Телефон, продолжая балаболить Алёниным птичьим голосом, покатился по склону. Остановился рядом с автомобильным ароматизатором в форме четырёхлистного клевера.
***
Через четверть часа у места аварии затормозил большегрузный «Вольво». Дальнобойщик, как две капли воды похожий на актёра Гостюхина, обнаружил Марину, привалившуюся спиной к разлапистому дереву, которое росло у самой дороги и потому заслоняло проезжающим пробоину в ограждении. Напарник Гостюхина в это время суетливо вызывал полицию и скорую помощь. Никого не замечая, Марина исступлённо набивала СМС-сообщение на телефоне Валеры.
Начиналось оно так:
ВАЛЕРА ЛЮБИЛ ПОВТОРЯТЬ: ЗД'OРОВО, КОГДА ВСЁ НЕОБХОДИМОЕ УМЕЩАЕТСЯ В ОДНОМ РЮКЗАКЕ. ПАСУЯ ПЕРЕД ЕГО ЭНТУЗИАЗМОМ, МАРИНА УБЕЖДАЛА СЕБЯ, ЧТО СОГЛАСНА С ЭТИМ… НО СЕЙЧАС ОНА ЖЕЛАЛА, ЧТОБЫ К ИХ СКУДНЫМ ПОЖИТКАМ ДОБАВИЛСЯ ХОТЯ БЫ ЗОНТИК ВМЕСТО ПРОТЁРТОГО ЦЕЛЛОФАНОВОГО ДОЖДЕВИКА. СВОЙ ВАЛЕРА И ВОВСЕ ВЫКИНУЛ ПАРУ ДНЕЙ НАЗАД. ЛИВЕНЬ ОБРУШИЛСЯ НА ПУТНИКОВ, КОГДА ОНИ ВЫШЛИ С ПРОСЁЛОЧНОЙ ДОРОГИ НА АСФАЛЬТ. НЕВЗИРАЯ НА БУЙСТВО СТИХИИ, ВАЛЕРА БОДРО ШЛЁПАЛ ВПЕРЕДИ, ВЫСОЧЕННЫЙ, КАК ДЯДЯ СТЁПА…
Поглощённая своим делом, Марина не сразу заметила хлопотавших вокруг неё дальнобоев.
– Это надо отправить родственникам, – терпеливо пояснила она склонившемуся над ней Гостюхину. – Пусть знают, что выпал «орёл». Мы загадали его вместе, но потом что-то пошло не так, и вот я здесь, а Глеб ужинает в аду. В аду сегодня макароны, – прибавила она доверительно, понизив голос, точно делилась с дальнобойщиком сокровенным.
Гостюхин в растерянности подался назад. Марина изучила его взглядом и задала странный вопрос:
– Вы ничего не знаете об изменах вашей жены? Учтите, если вы её убили, я не сяду с вами в машину. Кто такая Алёна?
И закончила грустно, глядя уже мимо дальнобойщика, на трассу:
– А вообще, нам в Москву надо. Возвращаемся мы.
И от этой грусти, переполняющей голос девушки, сердце Гостюхина сжалось.
Он опустился рядом на землю и бережно, как хрупкую драгоценность, обнял Марину.
Так и держал её, пока не приехала «скорая».
Стрингер.
За время поездки Олег Разула, который с мешком на голове сидел на заднем кресле пассажирского фургона «Фиат Дукато», насчитал двадцать пять остановок – очевидно, на светофорах и пересечениях дорог. Когда автомобиль сделал двадцать шестую, чутьё шепнуло: приехали. Сердце Олега забилось сильнее.
На улице грохотнули металлические ворота. Фургон проехал ещё немного – шелест шин по асфальту сменился хрустом гравия – и, наконец, закончил путь. Водитель заглушил мотор.
– Вот мы и на месте, – подтвердил догадку Олега его спутник. Олег не ответил, дожидаясь, когда тот снимет с него мешок. В его работе успех во многом зависел от того, насколько ты терпелив… и насколько кажешься покладистым.
Он услышал шаги снаружи. Где-то совсем далеко с надрывом перелаивались собаки. Шаги приблизились и стихли у фургона. Спутник Олега то ли хмыкнул, то ли вздохнул и стянул с него мешок. Дышать сразу стало легче.
В салоне было темно. Гладко выбритое лицо сопровождающего, белое и будто напудренное, маячило у левого плеча Олега, как луна, всплывшая в полночь со дна колодца.
– Вы большой молодец, – похвалил луноликий. – Иные владеют собой не столь хорошо.
Его звали Борис – точнее, Брат Борис, вот всё, что Олег о нём знал. Члены Церкви Круга Неразмыкаемого в общении между собой исключали такие свойственные непосвящённым вещи, как фамилии. Или, например, рукопожатия.
– Я не из пугливых. – Наверное, его вид говорил об обратном – Олег весь взмок под проклятым мешком. Чтобы его слова звучали убедительней, он адресовал Брату Борису самую бодрую улыбку из своей коллекции улыбок.
Боковая дверь отъехала в сторону. Олег поморгал, чтобы привыкнуть к чахоточному свету затянувшегося бабьего лета. Лучи заходящего солнца били прямиком в салон. У Олега возникло непривычное, почти мистическое ощущение, словно всё вокруг, и он сам, застыло на стоп-кадре плёнки, которая в следующий миг рванёт вперёд с бешеной скоростью и последствиями, о которых лучше не знать.
Он спрыгнул на гравий и огляделся.
Забор из белого кирпича опоясывал двор, просторный и полностью лишённый каких-либо примечательностей, призванных создавать чувство уюта. Вдоль забора было припарковано несколько малолитражек. В центре двора высился двухэтажный особняк, который выглядел так, будто к его постройке приложили руку подрядчики, всю жизнь возводившие крепости и фортификационные сооружения. К не знающим краски стенам дома жались чахлые, бледные кусты шиповника. Немногочисленные окна были маленькими и непрозрачными, как в общественной бане. Олег прикинул, насколько непросто будет отыскать потом здание, у которого отсутствуют приметы. Или отсутствие примет уже само по себе примета?