Тогда они с Глебом Грэхэмом (ну, это тот самый, который тупой и на кролика похож) по всяким заброшкам лазили. Лазили много, притом всегда в ночное время. Чтоб страшнее, видимо, было.

Денис постоянно нас тогда забавлял своими рассказами об увиденном где-то там.

Вот, помню, рассказывал он нам о том, как они с Глебом в заброшенный детский сад полезли. Это, правда, не тот был детсад, который совсем жуткий и на Тучковской.

Они в другой полезли, на Новозаводской. Он тоже, надо сказать, довольно жуткий, но всё же не настолько.

Тёмными осенними ночами оттуда доносится детский плач, а по тёмным комнатам блуждают синие огоньки. Иногда даже днём удаётся увидеть стоящего у окна призрака, – маленького плачущего мальчика.

Собственно, этого самого мальчика они и встретили в одном из коридоров детского садика. Он просто шёл и плакал.

Ну, испугались, разумеется, рванули.

Тут под Глебом провалился пол, и он грохнулся вниз метра на три. Денис друга выручать не стал. Так и просидел Глебуська там несколько дней, пока не выбрался сам. После этого он ещё долго с Деном не разговаривал. Потом помирились.

Забирались они и в подземелья метрополитена, и в ховринскую больницу, и, разумеется, в заброшенные корпуса завода Хруничева. Особо хохорился Денис тем, что он якобы посещал так называемые метро-2. Однако это больше относится к разделу баек и мифов.

Была там ещё одна история, касавшаяся этого всего. Ден с Глебуськой тогда раскопали какой-то неимоверно узкий туннель близ западного порта. Там рядом ещё железная дорога проходит.

Когда я был маленьким, а дед не таким старым, – мы часто гуляли на окружающих железку пустырях.

Вся земля там изрешечена какими-то странными шахтами и входами в подземелья московского метро.

Именно там-то и орудовал Ден со своим напарником. Они тогда купили радиоуправляемую машинку, поставили на неё камеру и отправили по проходу. Изображение с камеры при этом выводилось на экран ноутбука.

Короче, проехала радиомодель метров двести (передатчик там был мощный). Тут вдруг стали раздаваться всякие странные звуки: кряхтение, скрежет и всё такое. Это сначала. Затем послышался громкий топот чьих-то приближающихся шагов. Притом тяжёлые такие шаги были. Потом камера успела заснять, как некое внушительных размеров четвероногое, похожее ни то на обезьяну, ни то на инопланетянина и притом совершенно лысое и белое (предположительно) существо перебежало дорогу радиомодели. Туннель, как оказалось, в глубине своей расширялся.

Тварь пробежала и скрылась в темноте. Затем послышалась возня, камера перевернулась, и сигнал пропал.

В эту историю я верю.

Хотя нет, не верю, а знаю, что она произошла на самом деле.

Дело в том, что это на мой ноутбук выводилось изображение, и видео я смотрел. Ну, а уж реальное изображение от жалкой компьютерной графики я отличить смогу.

Однако мы отвлеклись от темы.

Эх, как ни стараюсь я написать о сексе, а всё выходит нечто неудобоваримое и притом совершенно не о том.

Ну не могу я писать об этом!

Не удаются мне постельные сцены!

Вообще никак!

Поэтому, собственно, я и отказался от них. Да, в книге обнажёнки уже, наверное, не будет. Только если в самых общих чертах.

А ведь эта моя толстокожесть к интимному вопросу – вовсе не от недостатка опыта.

Скорее уж напротив, – от его избытка.

Поймите же, господа, в 737-й школе секс – это не ва-а-ау, не какая-то очень личная, волнующая, почти сакральная вещь. Напротив, секс – это самое обыденное, самое тривиальное, почти доведённое до автоматизма занятие. Это как сон, еда и чистка зубов.

То, что ты делаешь каждый день, что повторяется из раза в раз. Ничего в нём такого-этакого нет. Знаете, лучше, наверное, будет пояснить на конкретном примере.

Когда в 737-й заходишь в сортир (не важно, – женский или мужской), – там обязательно кто-нибудь предаётся плотской любви. Притом совершенно открыто, не таясь и не прячась. Даже если подойдёт кто-то справить малую (да хоть большую!) нужду, – всё равно не застесняются. И, что не менее парадоксально, зашедший на сладкую парочку даже и не посмотрит. Никому это не интересно.

Поэтому, собственно, у нас в школе на онанистов смотрели с невероятным презрением. Считалось, что если человек в условиях царящего у нас тотального промискуитета не может найти себе пару, – то он ущербный, жалкий и точно чем-то болен. Поэтому ни один из наших в жизни бы не признался, что он онанист.

Такие пироги.

Итак, перейдём уже к делу. Я, как уже говорилось ранее, переспал со многими. Большая часть из этих многих мне абсолютно не запомнилась. Нет, конечно, я бы смог вспомнить сейчас все эти бесчисленные коитусы, но дело-то не в них.