Я надиктовал ей несколько страниц, но быстро выдохся. День был тяжёлым.

После того, как мы закончили писать, я решил посмотреть телевизор. Включил себе любимый тогда канал «2x2». В тот день была премьера 21-го сезона «Симпсонов», – в те годы одного из любимых моих мультсериалов. Сезон открывался серией «Гомер-громадина».

Если кто помнит, там Гомер снимается в супергеройском кино.

Для съемок в фильме он худеет и вообще приводит себя в надлежащую физическую форму, но потом снова постепенно набирает вес. Вот эту самую серию я и посмотрел.

Боже, какое сильное впечатление она произвела на мою неокрепшую психику!

Тут я не шучу!

На меня, человека болезненно честолюбивого, эта серия произвела какой-то совершенно фантастический эффект, притом явно не такой, как задумывал автор мультфильма.

К тому моменту, когда мультфильм закончился, я как раз доел пиццу (бабушка любила кормить меня пиццей), и вдруг почувствовал ту самую горечь на душе, которую ощущаешь в те минуты, когда твоё самолюбие ущемлено. Да, именно это неприятное чувство схватило меня тогда. Дело было в том, что я увидел на экране телевизора стройного, спортивного Гомера, с могучими битцепсами и кубиками пресса. И мне стало завидно.

Да, я стал завидовать персонажу мультфильма.

И я подумал: а чем я хуже его?!

Бабушка уже унесла тарелки, а потому я оставался теперь один в комнате (дело было в спальне; это там я надиктовывал роман, там же я смотрел телевизор и ел пиццу всегда).

Некоторое время я просто сидел неподвижно и думал о том, что я увидел, о Гомере Симпсоне, о спорте и физкультуре, а также о многом другом.

Затем я встал, подошёл к огромному зеркалу, вмонтированному в дверцу шкафа, и впервые в жизни стал разглядывать свою фигуру. Сначала просто смотрел. Потом крутиться стал, позы принимать. Потом разделся до трусов. И чем больше я на себя смотрел, – тем меньше я себе нравился. Минут через тридцать верчений перед зеркалом я окончательно осознал, что стал жирным.

И тогда я пришёл в какой-то странный, ошеломляющий ужас. До этого я о подобных вещах толком-то и не задумывался вовсе. Сейчас же осознание того, что я ражирел, встало передо мной в полный рост.

Следующим чувством после ужаса стал стыд. Притом это тоже был стыд совершенно особенный.

Мне стало стыдно буквально за всё: за то, что я схомячил сегодня эту несчастную пиццу, за то, что я не делал зарядку по утрам, за то, что я бросил айкидо, а также ещё за многое другое. Одним словом, мне стало стыдно за то, что я – это я, а не какой-нибудь голливудский красавчик.

Впоследствии, по прошествии нескольких лет, мне стало стыдно уже за то, что я тогда подчинился своему честолюбию, что не смог пораскинуть как следует мозгами и включился в дурацкую гонку за навязанным (да ещё и через американский мультфильм!) идеалом красоты.

Но тогда, конечно, я не думал ни о чём. В моей голове тогда была лишь одна мысль: качаться, качаться, качаться до изнеможения. Мне хотелось качаться, хотелось стать качком, как какой-нибудь Шварцнеггер.

При этом я начал страшно ненавидеть и презирать то тело, которое я имел. Я смотрелся в зеркало и ненавидел самого себя. Ненавидел страшной ненавистью.

Именно поэтому я и говорю сейчас: мода, а вместе с ней и навязанные идеалы красоты, – это опаснейшее орудие буржуазной пропаганды.

В наши дни правящие классы с помощью моды достигают того, что раньше достигалось с помощью религии. И это отнюдь не пустые слова.

Я уж на собственном примере знаю, что мода легко способна превратить нормального человека в тупого и агрессивного фанатика. В моём случае речь идёт о моде на так называемое «спортивное» тело.

Поскольку же я сам в прошлом – жертва моды, то в своей агитации я особое внимание уделяю борьбе с этой мерзостью.

И ещё раз напомню моим читателям: этот роман – не один из тех книжек, что обычно читают в туалете для расслабления. Нет, эту книгу я пишу для того, чтобы открыть читателям глаза на творящийся в России беспредел. Эта книга должна освобождать разум из плена иллюзий. В том числе, разумеется, иллюзий моды. Скажу честно: я хочу написать такую книгу, чтоб она была орудием классовой борьбы, чтоб она звала людей на баррикады.

Но я не знаю, смогу ли я написать нечто подобное.

Надеюсь, что смогу.

А теперь вернёмся к делу.

Итак, мне хотелось качаться.

Как говорится, хозяин барин.

Я немедленно начал делать то, что мне так хотелось. Я лёг на стоящий рядом с кроватью дедушки и бабушки топчан, свесил с него ноги и попробовал качать пресс. С невероятным трудом я сделал тридцать подьёмов туловища, а затем упал без сил. С трудом поднявшись, я пошёл к зеркалу. Моё лицо было красным, с меня ручьями тёк пот, а сердце бешено колотилось. Я посмотрел на себя снова: живот, разумеется, ничуть не уменьшился.